L.A.
.
2-Я ЧАСТЬ - ПРОДОЛЖЕНИЕ.
1-Я ЧАСТЬ - НАЧАЛО - В ПРЕДЫДУЩЕЙ ЗАПИСИ:
ИНТЕРНЕТ-ССЫЛКА.
Пауки в кремлевской банке.
Источник: ССЫЛКА.
Уж наверное, ни одно криминальное событие в советской истории не описано так широко, как покушение на В.И Ленина 30 августа 1918 года.
Так широко и... так однобоко.
ЧИТАТЬ СКРЫТЫЙ ТЕКСТ ДАЛЬШЕ...
Поскольку перелопатив всю массу документальной, мемуарной, публицистической литературы на эту тему, найдем лишь разностороннее обсасывание одного-единственного официального штампа версии, причем штампа, страдающего множеством внутренних противоречий и неувязок.
В частности, ни одно исследование не содержит весомых и неопровержимых доказательств того, что выстрелы в Ленина произвела Фанни Каплан (Фейга Ефимовна Ройд).
Более того, в тех же материалах следствия приводится ряд фактов, которые явно ставят ее причастность к теракту под сомнение.
Возьмем, например, показания Сергея Батулина, одного из главных свидетелей, так как именно он задержал Каплан:
"Человека, стрелявшего в Ленина, я не видел. Я не растерялся и закричал: "Держите убийцу товарища Ленина!" и с этими криками выбежал на Серпуховку, по которой одиночным порядком и группами бежали в разных направлениях перепуганные выстрелами и общей сумятицей люди.
Я увидел двух девушек, которые по моему глубокому убеждению, бежали по той же причине, что позади них бежал я и другие люди, и которых я отказался преследовать.
В это время позади себя, около дерева, я увидел с портфелем и зонтиком в руках женщину, которая своим странным видом обратила мое внимание.
Она имела вид человека, спасающегося от преследования, запуганного и затравленного.
Я спросил эту женщину, зачем она сюда попала.
На эти слова она ответила: "А зачем вам это нужно?"
Тогда я, обыскав ее карманы и взяв ее портфель и зонтик, предложил идти со мной..."
В дороге С. Батулин, "чуя в ней лицо, покушавшееся на т. Ленина", пытается допросить ее.
Она затравленно твердит на все вопросы примерно одно и то же: "А зачем вам это нужно знать?"
В общем-то, вполне нормальная реакция для женщины, которую вдруг схватили на улице и куда-то тащат.
Да и что касается "странного вида" - она стояла на улице, когда по ней вдруг с воплями понесся народ.
Не лишне вспомнить и то, что у Каплан была тяжелая нервная болезнь еще со времен каторги ( см. напр. Н.Д. Костин, "Суд над террором").
Далее - "на Серпуховке кто-то из толпы в этой женщине узнал человека, стрелявшего в Ленина..."
Простите, а что же еще крикнут из толпы о человеке, которого уже взяли и ведут?
Позже появляется и другая версия, рожденная Бонч-Бруевичем, не присутствовавшим при покушении и не имевшего никакого отношения к его расследованию - версия о гурьбе ребятишек, якобы бежавших за террористкой и кричавших: "Вот она! Вот она!" - и тем самым указавших преступницу.
Любопытно, что как раз эту, более гладкую версию подхватила художественная литература, рассчитанная на впечатления массового читателя (например, В. Успенский).
Но в материалах следствия и документальной литературе никаких ребятишек нет, действует лишь "революционная интуиция" С. Батулина.
Хотя конечно, не исключено, что как раз ребятишки были теми, кто "из толпы" узнал "человека, стралявшего в Ленина", то бишь кричал "вот она" и гурьбой бежал за Каплан - уже после ее задержания.
Во всех свидетельских показаниях фигурируют и другие кандидатуры на покушение - некий подозрительный гимназист, замеченный на митинге, "человек в матросской фуражке", который бегал и суетился рядом, но пустился наутек, когда шофер Гиль достал револьвер.
Отметим, что сам Ленин, едва Гиль подбежал к нему, спросил в первую очередь: "Поймали его или нет?"
А бюллетень ЦИК за подписью Свердлова, выпущенный вечером 30 августа, то есть уже после задержания Каплан, сообщал: "Стрелявшие разыскиваются".
Нет, в деле о покушении на Ленина это не единственные неувязки, объяснимые "своеобразием" эпохи.
Оно все состоит из подобных неувязок.
Хотя Каплан якобы и была опознана “рядом рабочих”, но нигде эти самые "рабочие" и их конкретные показания не упоминаются.
И "товарищ Гиль был почти единственным свидетелем" - как пишет Бонч-Бруевич.
Он и выступает единственным свидетелем, опознающим Фанни Каплан.
Остальные же как С. Батулин, Н. Иванов и др. дружно утверждают, что не видели, кто стрелял, и их показания привязываются к личности обвиняемой лишь после ее ареста.
Но и свидетельства Гиля тоже крайне противоречивы.
Потому что в первоначальных показаниях он сообщает, что видел лишь... "руку с револьвером".
И лишь в более поздних пересказах сталкивается с террористкой лицом к лицу - и она, отстрелявшись, бросает револьвер ему под ноги.
Но этот брошенный посреди заводского двора револьвер рабочие "находят" только через четыре дня!
И лишь 3 сентября он всплывает вдруг на следствии.
Кстати, обратите внимание, что по данным обыска, экипирована была Каплан явно не для теракта - при задержании у нее отбирают портфель и зонтик.
Однако портфель того времени - это отнюдь не изящный дипломат, и свидетель Мамонов даже называет его "чемоданом".
Да и зонт начала века представлял собой довольно громоздкую конструкцию.
Вот и попробуйте, нагрузившись такими вещами и как-то манипулируя ими в руках, прицельно стрелять из пистолета.
А потом ускользнуть через толпу и удирать.
Почему-то поспешив избавиться от оружия - но с неуклюжим зонтом и "чемоданом", в котором не было ничегошеньки ценного...
В заключении ВЧК по данному делу сказано, что "когда тов. Ленин подходил к автомобилю, он был задержан под видом разговора", из чего делается вывод, что "в покушении участвовала группа лиц".
Хотя это начисто противоречит свидетельским показаниям Н.Я. Иванова, содержащимся почти во всех документальных исследованиях - что обе женщины, задержавшие Ленина разговорами, хорошо известны, что обе они тоже получили ранения и были доставлены в больницу, явившись случайными жертвами "террора буржуазной наймитки".
А вот показаний этих женщин, стоявших в момент выстрелов ближе всего к Ильичу, мы по непонятной причине не находим нигде.
Семашко публикует откровенную чушь:
"...Эти мерзавцы позволили себе стрелять не простыми пулями, а отравленными ядом кураре".
Остается констатировать, что первый советский наркомздрав, наверное, с гимназических лет чересчур увлекался Майн Ридом или просто имел столь жалкий уровень профессиональной подготовки, что в нужный момент ему в голову не пришло ничего более правдоподобного - иначе откуда бы взяться индейскому яду в Москве 1918 года?
И какой серьезный террорист додумался бы искать бразильскую экзотику сомнительного свойства вместо, например, цианидов, которые может изготовить любой химик или фармацевт?
Да и как, интересно, Семашко мог идентифицировать "кураре" при отсутствии каких бы то ни было специальных лабораторий?
На язык, что ли?
Или по запаху пули?
А между тем, Фанни Каплан подвергалась непрерывным многочасовым допросам.
Сначала в комендатуре Замоскворецкого района, потом на Лубянке, потом в Кремле.
Сменяя друг друга, ее в течение нескольких дней допрашивали Дьяков, Петерс, Курский, Козловский, Аванесов, Скрыпник, Кингисепп.
Александр Солженицын очень подробно и красноречиво описал, что способны сделать даже с сильными мужчинами бессонница и непрерывный многодневный допрос.
Даже без воздействия других пыток, которые в то время уже применялись (например, "пробковая камера", герметично закрытая и нагреваемая, документально зафиксирована летом 1918 года, после Ярославского восстания).
Какая же может быть цена собственным признаниям Каплан?
Впрочем, и протоколы допросов достаточно красноречивы. Как, например, расценить протокол от 31 августа:
Курский: Сколько раз вы стреляли в Ленина?
Каплан: Не помню.
Курский: Из какого револьвера стреляли?
Каплан: Не скажу. Не хотела бы говорить подробности.
Странно, не правда ли, что она не хочет или затрудняется отвечать на такие, чисто технические вопросы.
Но оказывается, ничего странного - если вспомнить, что в данный момент само следствие ответов на эти вопросы не знало.
Ведь 31 августа револьвера у чекистов еще не было, несмотря на то, что его якобы "швырнули под ноги"...
Он возникает только 3 сентября, и тогда же было определено, что из него сделано три выстрела.
В других же случаях часто бросается в глаза, что вопросы как бы подсказывают ответы на них.
То есть подсказывают обвиняемой информацию, уже известную следователям - и такую, которую обязан был знать стрелявший.
Да и данные о признаниях Каплан в разных источниках далеко не однозначны.
Тот же Петерс через несколько лет напишет, что убеждал ее покаяться, рассказать все чистосердечно и тем самым смягчить свою вину.
"Она же или плакала, или ругалась зло, с ненавистью, решительно отказываясь давать какие-либо показания" (см. мемуары Петерса или ссылки на них у В. Хомченко).
А член коллегии Наркомюста Козловский писал, что она "держит себя растерянно, говорит несвязно" и производит впечатление истерического человека.
Что вполне объяснимо. Ведь Каплан была тяжело больной.
И к тому же... полуслепой.
В 1907 году, когда она состояла в группе анархистов и участвовала в подготовке покушения на киевского губернатора, в ее комнате по неосторожности взорвалась бомба.
Несколько соратников было убито, а сама она получила тяжелую контузию.
Уцелевшие террористы были арестованы и приговорены военно-полевым судом к смертной казни - которую Каплан заменили пожизненной каторгой.
Как сообщала ее подруга, "она в январе 1909 года ослепла...
Каплан ослепла 9 января, в четвертую годовщину Кровавого воскресенья...
Она и прежде теряла зрение, но ненадолго, на два-три дня.
На этот раз ее прозрение длилось почти три года.
Тюремные врачи потерю зрения Фаней Каплан связывали с резкими головными болями, которыми она жестоко страдала на каторге".
Кстати, вот зачем оказался в ее руках зонт!
Из-за проблем со зрением, способных непредсказуемо усилиться в любую минуту.
Ведь в те времена зонты служили одновременно и тростью - и разумеется, для молодой женщины это казалось предпочтительнее, чем ходить с палочкой.
Неужели опытные боевики-эсеры могли столь легкомысленно поручить такую важную, так долго готовившуюся и столько раз срывавшуюся акцию больной женщине, которая вполне может подвести - из-за какой-то случайности, из-за малейшего нервного перенапряжения, неизбежного при покушении?
Да и где вообще гарантия, что полуслепая попадет?
И в того, кого нужно?
Каждый, кто хоть раз стрелял из боевого пистолета, думаю, согласится со мной, что из этого оружия и вполне здоровый человек поражает цель далеко не всегда. Нужен и навык, и обязательно - твердая рука.
Правда, большевики попытались сгладить это противоречие, утверждая, будто зимой 1917-1918 г.г. ей в Харькове делали глазную операцию (что проверить было невозможно, так как Харьков находился под немцами).
Но отметим, что во-первых, вряд ли в революционном Харькове функционировали учреждения вроде клиники Федорова, способные так быстро и полноценно вернуть зрение.
А во-вторых, большевиков снова подводит элементарная медицинская безграмотность - как мы видим, слепота Каплан определялась вовсе не офтальмологическим диагнозом, а была связана с контузией и сопровождалась мучительными головными болями, то есть вызвана была нервной патологией или мозговой травмой.
Как же тогда ей могла помочь операция на глазах?
Коснемся и эсеров, которым почему-то сразу было приписано покушение.
И без всяких оснований. Налицо следующая грубая подтасовка.
"Известия ВЦИК" от 1 сентября сообщают:
"Из предварительного следствия выяснено, что арестованная, которая стреляла в товарища Ленина, состоит членом партии правых социалистов-революционеров черновской группы".
Однако согласно протоколам допросов, она в этот день еще называла себя анархисткой.
И лишь 2 сентября в протоколах появляется, что "она сторонница эсера Чернова, но в партии не состоит".
То есть, официальное сообщение о признании на день опередило само признание (кстати, и об этом признании, от 2 сентября, "Известия ВЦИК" не постеснялись сообщить вторично, как о величайшей победе следствия - уже 3 сентября).
Отметим и то, что партия социалистов-революционеров, то бишь эсеров, сразу же заявила о своей непричастности к покушению.
А ведь как раз по эсеровским правилам это автоматически лищало теракт всякого смысла.
Как раз по законам эсеровских боевиков должен был получать широкую огласку как исполнение приговора партии и тем самым оказать давление и деморализующее влияние на органы власти.
И Сазонов, и Каляев шли на смерть, гордо неся звание эсеров, а не скрывая своей партийной принадлежности.
Но дело-то в том, что Каплан и в самом деле никогда не принадлежала к эсерам.
В юности состояла в организации анархистов, а вернувшись после Февральской революции с каторги полным инвалидом, перебивалась по знакомым в поисках средств к существованию.
Жила то у одной, то у другой подруги, принимавших ее из жалости.
По свидетельствам этих подруг, своего положения нахлебницы и приживалки она очень стеснялась, поэтому с утра брала ненужный портфель и на весь день отправлялась якобы "по делам" - хотя все знали, что она просто бесцельно околачивается по городу, просиживает по лавочкам скверов.
А в роковой день, вроде бы, поехала в больницу - ей снова стало хуже...
Но вот после отказов "давать какие-либо показания" и "несвязных" речей 2-3 сентября в протоколах следствия вдруг как-то сразу появляются все необходимые признания, и в тот же день Каплан быстренько расстреливают.
Для сравнения - 30 августа, в тот же день, что произошло покушение на Ленина, в Петрограде был убит председатель ЧК Моисей Соломонович Урицкий.
Отомстил ему за истребление своих друзей и столичной интеллигенции бывший юнкер, поэт-романтик Каннегиссер.
Однако его пытали и допрашивали целый год, пытаясь выбить имена сообщников - и лишь после этого казнили.
А Фанни Каплан приканчивают через три дня после ареста - хотя ни на один важный вопрос она фактически так и не ответила.
Да и процедура казни выглядела довольно странно.
Расстреливает почему-то не обычный дежурный чекистский палач, а лично комендант Кремля П.Д. Мальков - персона, так сказать, "генеральского" уровня.
В своих "Записках коменданта Московского Кремля" он вспоминает, что приговор приводился в исполнение, не покидая правительственной территории - в кремлевском гараже.
"...По моему приказу часовой вывел Каплан из помещения, в котором она находилась, и мы приказали ей сесть в заранее приготовленную машину..."
Что за бред?
Зачем?
Выходит, она даже не знала, что ее сейчас будут убивать?
Не необычен ли для большевиков такой прием?
А после умерщвления ее тело было сожжено в Александровском саду в железной бочке тем же Мальковым и его приятелем, "пролетарским поэтом" Демьяном Бедным...
Тут остается только пожать плечами над нравами новой коммунистической "интеллигенции" и высказать сразу несколько версий, способных хоть как-то объяснить такие непонятные особенности.
Может, какое-то признание Каплан вдруг поставило под угрозу создаваемую следствием картину и ускорило решение о казни - причем палачи должны были быть уверены, что некая информация не выйдет за пределы самого узкого и доверенного круга лиц?
Могла иметь место ложная договоренность с Каплан о подписании признаний в обмен на жизнь и свободу.
Или она сошла с ума.
А то и вообще не дожила до расстрела?
Пытки и допросы могли стать для тяжелобольной роковыми, оборвав следствие так рано и вынудив имитировать казнь для "достойного" завершения процесса.
Немедленная кремация трупа может говорить о том, что требовалось либо избежать вскрытия (способного установить истинную причину смерти или, например, медицинские причины неспособности к покушению), либо гарантированно защититься от возможности нежелательного опознания (скажем, настоящими свидетелями покушения или теми, кто мог бы засвидетельствовать алиби Каплан).
Ну а исчерпывающие, полновесные доказательства ее виновности появляются лишь... четыре года спустя - на показательном процессе эсеров в 1922 году.
Они же фигурируют в качестве основных во всей последующей исторической и публицистической советской литературе - подкрепляя, связывая воедино и уже "строго" обосновывая всю несуразицу и неутыки следствия 1918 года и заполняя его явные пробелы.
Но как показали многочисленные исследования, начиная с А.И. Солженицына, сам эсеровский процесс был сфабрикован от начала до конца и основывался лишь на клевете провокаторов.
Богатый материал о данной судебной фальсификации опубликовал и журнал “Огонек” в 1990 г.
Дело в том, что политическая антикоммунистическая деятельность эсеров была к тому времени амнистирована (тактический ход гражданской войны), так что и судить их казалось бы, не за что.
Но большевики нашли юридическую лазейку, зацепившись за "терроризм", о котором, дескать, при амнистии речи не было.
Поэтому эпизод покушения на Ленина стел центральным пунктом обвинения.
А все фактические данные о покушении были, согласно протоколам процесса, получены от "раскаявшихся боевиков" Г.И. Семенова, Л.В. Коноплевой, И.С. Дашевского, П.Г. Ефимова, К.А. Усова, Ф.Ф. Федорова-Козлова, Ф.В. Зубкова, П.Н. Пелевина и Ф.Е. Ставской.
Настолько "раскаявшихся", что на заседания Верховного Трибунала эти подсудимые приходили бесконвойно, из дома.
И послушание их было достойно вознаграждено - они, как и другие обвиняемые, получили смертный приговор, но "в связи с раскаянием" расстрел им заменили на "полное освобождение от всякого наказания".
А "нераскаявшаяся" подсудимая Евгения Ратнер очень лихо вывела провокаторов на чистую воду - она в свое время видела Каплан на каторге и попросила их описать ее внешность.
Ни один из гипотетических соратников по "эсеровской террористической организации" сделать этого не смог...
Но из факта невиновности Каплан - или пусть даже не ее невиновности, а всего лишь непричастности к покушению эсеровской партии, автоматически вытекает вопрос, мимо которого почему-то до сих пор проходят все современные исследователи.
Если не эсеры - то кто?
Ведь сами-то выстрелы были.
И ранения были...
Других-то политических сил, способных стоять за организацией теракта, на первый взгляд не просматривается.
Партии анархистов к августу 1918 года уже не существовало, она была разгромлена в апреле.
А участие в покушении каких-то белогвардейских и офицерских организаций представляется вообще сомнительным - все они в практическом отношении оказывались очень слабыми, обычно не выходя за пределы теоретического прожектерства, да и традиционно были отвратительными конспираторами, из-за чего и попадались пачками в лапы чекистов.
В случае причастности к такому громкому делу, как выстрелы в Ленина, уж конечно, информация об этом очень быстро стала бы достоянием самых широких кругов общественности - что имело место, например, при всех попытках освобождения царской семьи.
Но нигде, ни в мемуарах беженцев, ни в устных пересказах слухов и сплетен нет даже намека на подобное участие.
Если же внимательно проанализировать, кому в данный момент было бы выгодно устранение вождя, то всплывает версия совершенно неожиданная - в случае смерти Ленина больше всех выигрывал не кто иной, как Яков Мовшевич (Михайлович) Свердлов.
Личность в нашей истории до сих пор темная и представляющая массу загадок.
Когда в апреле 1917 года Ильич первым из эмигрантов вернулся в Россию, это первенство вкупе с германскими субсидиями позволило ему быстро выдвинуться из числа заурядных лидеров политических групп и течений в революционные "звезды".
Но свою партию ему пришлось, фактически, создавать заново - большинство прежних сторонников, теоретиков-эмигрантов и легальных российских оппозиционеров, для экстремистских задач оказались непригодными.
Вот тут-то и подвернулся вождю Свердлов - один из региональных деятелей, случайно очутившийся в нужный момент в Петрограде.
Все современники отмечают такие его качества, как колоссальная энергия и исключительные организаторские таланты - которые Ленину пришлись очень кстати.
При начавшихся перетасовках партийных органов Ильич протолкнул его во главу Секретариата ЦК - на пост, прежде считавшийся чисто бюрократическим и маловажным.
Но на этом посту как раз Свердлов явился родоначальником известной номенклатурно-кадровой политики коммунистов - систематического продвижения верных людей на те или иные ключевые должности, что позволяло относительно-небольшими силами брать под контроль нужные структуры и организации (именно у него выучился этой методике В.М. Молотов, работавший с ним в Питерском Военно-революционном комитете, и в сталинские времена широко использовавший полученную науку).
Такие таланты оказались важны не только внутрипартийной работы.
После Октябрьского переворота Ленин выдвинул Свердлова на пост председателя ВЦИК - центрального исполнительного комитета Советов, еще игравшего тогда роль многопартийного парламента и представлявшего поле ожесточенной политической борьбы.
Здесь железная хватка Свердлова и его кадровые методы сыграли определяющую роль и в ратификации Брестского мира, и в поэтапном разгроме и разгоне всех оппозиционных фракций.
К июлю 1918 года, когда большевики решились уничтожить последних конкурентов, левых эсеров, Яков Михайлович по своему политическому весу достиг уровня второго человека в государстве.
Нетрудно представить, как разыгрались амбиции тридцатитрехлетнего человека от столь головокружительного взлета (всего за год!).
Но дальше его ждало разочарование.
С одной стороны, в однопартийных Советах он стал полновластным хозяином.
Только вот с другой стороны, в однопартийном государстве роль самих этих Советов быстро покатилась к нулю.
И Свердлов не мог не понимать, что одновременно стала падать и его роль - уж кто-кто, а Ленин умел приближать к себе людей, нужных в данный момент, и отбрасывать на второй план, когда надобность в них отпадала.
И противоречия между ними как раз к августу 1918-го наметились серьезнейшие.
Разумеется, у нас нет никаких прямых доказательств подготовки Свердловым верхушечного переаворота.
Но косвенных данных, ложащихся в русло данной версии, хоть отбавляй.
Начнем с того, что организация покушения на Ленина была бы задачей не столь уж простой. Хотя пятницы в Москве считались "единым партийным днем", и митинги с пятнадцати-двадцатиминутными выступлениями выступлениями высокопоставленных руководителей проводились по всему городу, кто именно и где именно будет выступать, не афишировалось.
Сам Ленин, как отмечено в его "Биографической хронике", узнал о маршруте лишь накануне, получив 29 августа путевки на Хлебную биржу и завод Михельсона.
А секретари соответствующих райкомов, по воспоминаниям одного из них, Е.М. Ямпольской, были извещены только утром 30 августа.
Согласно материалам дела, даже после начала митинга шоферы имели четкую инструкцию не отвечать любопытствующим, кто выступает.
Говорили: "Привез лектора, а кого - не знаю".
Ну а предварительным распределением путевок и маршрутов занимались Молсковский комитет партии, агитотдел ВЦИК и Секретариат ЦК - два последних подчинялись Свердлову.
Причем в данном случае сохранилась даже его личная записка Ленину от 29.08 с просьбой "предупредить всех совнаркомщиков, что в случае приглашения или назначения на митинги никто не имеет права отказываться".
Обращает на себя внимание и совпадение по времени с убийством в Петрограде Урицкого.
Хотя поначалу эта одновременность трактовалась чекистами как доказательство единого широкомасштабного заговора, но потом даже советская литература вынуждена была признать покончившего с Урицким Каннегиссера одиночкой, действовавшим на свой страх и риск.
Тогда спрашивается - неужели совпадение с выстрелами в Ленина оказалось случайным?
Может статься, что нет.
Потому что как раз в данный момент многих, и как раз самых "боевых" членов ЦК не было в Москве.
Троцкий находился на фронте под Казанью, Сталин в Царицыне, Артем (Сергеев) на юге, Зиновьев в Питере.
А в связи с убийством Урицкого утром 30 августа туда же в спешном порядке выехал и Дзержинский!
Получалось, что именно в этот день, даже в случае каких-либо осложнений противостоять Свердлову в столице было бы некому!
Посмотрим на его участие в событиях роковой даты.
После теракта в Петрограде Бухарин уговаривает Ленина не ездить на митинги.
И тот, по словам Крупской, согласился, "что может, и не поедет".
Решение воздержаться от выездов в массы принял и МК партии во главе с В.М. Загорским - секретарей райкомов, незадолго до того оповещенных о визитах вождей, повторно вызвали в МК и сообщили об отмене выступлений лидеров.
И тут активно вмешался Свердлов, выговаривая всем и каждому: "Что же, мы испугаемся всякой буржуазной сволочи? Прятаться начнем?"
Заявил, что на своих митингах, в Лефортовском и Введенском районах, он непременно будет.
И Ильич тоже склонился ехать.
Неудобным показалось пугаться и прятаться, когда другие выступать будут.
Неоднозначен и вопрос с охраной.
Позже в коммунистической литературе было внедрено расхожее представление, будто вожди храбро разъезжали "в народ" вообще без телохранителей.
Однако имеются документальные свидетельства обратного.
Например, в "Записках..." кремлевского коменданта Малькова мы находим:
"После ранения Ленина в ЦК был поставлен вопрос, чтобы при выезде из Кремля Ленина сопровождал не один, а два бойца из охраны.
После этого было дано соответствующее указание начальнику караула...
Владимир Ильич, еще не зная о принятом решении, в воскресенье поехал в сопровождении одного бойца.
Часовой задержал его машину...
Когда ему доложили, что выезжать с одним бойцом - значит нарушать решение ЦК, Владимир Ильич беспрекословно подчинился".
Значит, хоть один телохранитель должен был его сопровождать и 30 августа.
Правда, в советских источниках иногда делалось пояснение, что обязанности охранника по совместительству выполнял шофер Гиль, но из данного текста ясно видно, что речь идет не о нем, а о "бойце из охраны", которого Ильич привычно брал даже для прогулки.
Спрашивается, куда же он делся - или накануне выезда на митинги, или потом, из всех свидетельств и материалов дела?
А комендатура и охрана Кремля напрямую подчинялись Я.М. Свердлову.
Сразу после покушения он оказывается в Кремле одним из первых.
Крупская пишет, что когда она вошла в квартиру, "около вешалки стоял Свердлов, и вид у него был какой-то серьезный и решительный. Взглянув на него, я решила, что все кончено".
К.Т. Свердлова тоже сообщает, что "он казался еще тверже, еще решительнее и собраннее, чем всегда".
И тут же он принялся убеждать всех присутствующих, что "у нас с Ильичем все сговорено", поспешив в тот же вечер занять рабочий кабинет Ленина.
И сосредоточив в своих руках такую власть, каковую не концентрировал единолично и сам Ленин - руководство Совнаркомом, ЦК партии и ВЦИК Советов!
Между прочим, отсутствие Дзержинского позволило ему подмять под свой контроль весь ход следствия, и ход событий подтверждает это достаточно явно.
Из комендатуры Замоскворецкого района Каплан привозят на Лубянку.
И Свердлов, прихватив члена ЦК Аванесова, наркома юстиции Курского и наркома внутренних дел Петровского - возможно, в противовес ВЧК - выезжает туда "проверить, как ведется расследование".
После чего Каплан вдруг переводят с Лубянки... в Кремль.
А к допросам, кроме названных наркомов, подключаются однозначные креатуры Свердлова - тот же Аванесов, Скрыпник, Кингисепп - хотя и чекист, но одновременно и член ВЦИК.
И Каплан, которая у Петерса "или плакала, или ругалась зло, с ненавистью, решительно отказываясь давать какие-либо показания", а у Козловского "держала себя растерянно" и "говорила несвязно", как раз у этих новых следователей признает вдруг именно то, что требовалось.
После чего ее сразу же, даже не дожидаясь ночи - в 16.00 3 сентября - расстреливают.
Кстати, именно в рассматриваемой версии имели бы смысл перечисленные выше странности казни.
И поспешность, и осуществление на территории Кремля, и высокопоставленное доверенное лицо в роли палача, и уничтожение трупа.
Если у Свердлова были основания опасаться политических конкурентов (скажем, при возвращении в Москву Дзержинского), и он спешил закрыть дело, не выпуская из своих рук.
Да так закрыть, чтобы ЧК уже не смогло провести параллельного расследования.
Кстати, как пишет в мемуарах Мальков, приказ расстрелять Каплан он получил непосредственно от Якова Михайловича.
Выстрелы в Ленина очень четко легли и в русло внутриполитической линии Свердлова.
Даже в общем ряду большевистских монстров его выделяла крайняя жестокость.
Сейчас доказано, что Яков Михайлович являлся главным координатором, а то и инициатором убийства царской семьи в июле 1919 г.
Впоследствии, в январе 1919 г., из-род его пера вышла и знаменитая директива о казачьем геноциде.
А логическим продолжением событий августа 1918-го и покушения на вождя стало для Свердлова постановление ВЦИК и Совнаркома о "красном терроре", провозгласившее уничтожение тысяч мирных граждан по одному лишь классовому признаку.
И разумеется, в последовавших массовых экзекуциях было бы вовсе не трудно под шумок убрать и настоящих исполнителей теракта.
Но вот Ленин неожиданно быстро поправляется, и уже 16 сентября появляется на заседании Совнаркома, с явной поспешностью возвращая себе кресло председателя.
Что же предпринимает Свердлов?
Да то же самое, что в 1922 г. - Сталин, а в 1996 г. - Чубайс.
"Приватизирует" номинального главу государства.
Оказывается, не кто иной как Яков Михайлович был автором и этого метода.
Протащил через врачей и ЦК решение, что вождю необходимо подлечиться и отдохнуть.
И, как пишет его супруга, "Яков Михайлович поручил Малькову объездить Подмосковье и найти подходящее помещение" - удобное и достаточно изолированное, чтоб, значит, посторонние не мешали.
И он сам никому не мешался.
Тогда-то и были выбраны пресловутые Горки. Которые по имени первооткрывателя вполне справедливо было бы назвать "Горки-Свердловские".
"Яков Михайлович сам следил, чтобы в Горках было все нужное... часто он ездил в Горки.
А то посылал Ильичу коротенькие записки, информируя его по важнейшим вопросам, пересылал наиболее важные документы".
То есть, замкнул все контакты с Лениным на себя.
И понятное дело, о чем и с какого бока информировать, в каком направлении вождю "работать с документами", решал Свердлов.
А вырваться из-под его опеки Ленину долгонько не удавалось.
Скажем, 3 октября в связи с волнениями в Германии собралось экстренное заседание ЦК.
Ленин рвался приехать туда, просил, требовал, умолял, до позднего вечера просидел на обочине в ожидании машины - а машину за ним так и не прислали.
П.Д. Мальков вспоминает:
"Он рвался к напряженной работе, в Кремль.
Не раз говорил мне, что собирается возвращаться, но по совету Якова Михайловича я всегда отвечал ему, что еще не закончен ремонт квартиры".
В итоге, Ленин сумел вернуться к рычагам власти лишь 18 октября.
И представляется очень многозначительным, что на весь период его горкинского заточения Дзержинский предпочел вообще уехать из России - в Швейцарию.
Якобы повидаться с оставленной там семьей.
Вероятно, имел основания считать пребывание в Москве без Ленина небезопасным для себя. И выжидал развития событий.
В связи с изложенным можно под новым ракурсом взглянуть и на тот факт, что после возвращения Ильича к власти Свердлов прожил меньше пяти месяцев.
И загадок здесь тоже хватает.
Похоже, например, что он, смирившись с утратой значения своих Советов и ВЦИК, пытался освоить другое поле деятельности - международное.
Он становится инициатором и главным организатором коммунистической "пятой колонны" среди бывших пленных, возвращающихся в Германию и Австро-Венгрию.
В ноябре 1918-го он создает из них Федерацию иностранных групп РКП(б), где занимает ключевое положение.
Вслед за зимним наступлением Красной Армии, не скрывавшей тогда целей "мировой революции", он усиленно разъезжает по захваченным национальным областям - Латвии, Белоруссии, Украине.
Но 2 - 6 марта 1919 г. в Москве проходит 1-й учредительный съезд Коминтерна - а Свердлова, явно претендовавшего на роль международного лидера, не оказывается даже среди делегатов!
Как раз в эти дни он очутился вообще в Харькове, на Третьем съезде КП(б) Украины и Третьем Всеукраинском съезде Советов.
И Коминтерн, возникший на базе свердловской "Федерации иностранных групп РКП(б)" возглавил, разумеется, Ленин.
Впрочем, почти постоянные разъезды Якова Михайловича по окраинам в данный период можно интерпретировать и иначе.
Невольно складывается впечатление, что теперь он сам старался поменьше бывать в столице и держаться от нее подальше, либо это было формой постигшей его "опалы" - поскольку раньше он Москвы практически не покидал с самого переезда туда коммунистического руководства.
В свои последние дни Свердлов вел и колоссальную работу по подготовке VIII съезда партии.
И похоже, намеревался дать какой-то серьезный бой политическим конкурентам.
Повестка предполагалась важная - принятие новой программы коммунистов, вопросы о военной и крестьянской политике, тот же Коминтерн.
По пути с Украины Свердлов успел провести встречи с советским и партийным руководством в Белгороде, Курске, Орле, Туле, Серпухове.
Подробные указания о проведении предсъездовской выборной кампании разослал в Самарский, Вологодский, Воронежский губкомы (вспомним его кадровые методы).
Вернувшись в Москву, 9 марта присутствовал на заседаниях Совнаркома и президиума ВЦИК, посвященных все той же подготовке к съезду.
А к ночи того же дня ему стало плохо.
Официальный диагноз, поставленный 10 марта - "испанка", и поначалу он ни у кого не вызывал опасений.
"Испанка" - это вполне обычный для нашего времени вирусный грипп, болезнь тяжелая, но не смертельная.
Если в гражданскую войну данная болезнь косила людей, то чаще это объяснялось общим ослаблением населения от голода, холода, антисанитарных условий или комплексным воздействием вместе с тифом, когда в переполненных больницах организм, ослабленный одной болезнью, заражался другой.
А кремлевские спецпайки, служебные и бытовые условия создавали куда более благоприятные условия для выздоровления.
Да и лечили Свердлова лучшие врачи, признавшие его организм очень крепким и выдавшие заключение очень оптимистичное.
Но затем вдруг совершенно неожиданно наступило резкое ухудшение.
В следующие дни у постели соратника перебывал весь цвет партии - Сталин, Загорский, Ярославский, Смидович, Дзержинский, Петровский, Владимирский, Стасова и др.
И ни разу не зашел только Ленин!
Официальная версия - дескать, реально помочь товарищу ничем не мог, а опасность заразиться была велика.
Так что - врачи запретили.
Словно прямым откликом на инициированное Свердловым решение врачей о высылке в Горки.
Мало того, как раз в момент внезапного ухудшения Ленин вообще уехал из Москвы в Питер.
Всю гражданскую войну даже по государственным делам никуда не рисковал отлучаться, посылал других - а тут вдруг отправился по личному делу, на похороны дальнего родственника М.Т. Елизарова - мужа своей сестры Анны, умершего от тифа.
Хотя и семейной сентиментальности, какого-либо трогательного внимания к своей родне, в иные времена за Ильичом, вроде, тоже не замечалось.
Вернулся он оттуда только 14 марта, когда Свердлову уже стало совсем худо.
По воспоминаниям жены "в этот день он стал терять сознание, начался бред.
В бреду он все время говорил о VIII съезде, пытался вскочить с кровати, искал какие-то резолюции.
Ему казалось, что резолюции украли враги, он просил не пускать их, отобрать резолюции, прогнать их прочь.
Он звал сына, хотел ему что-то сказать..."
Если верить тем же воспоминаниям, то Ленин все же появился - но 16 марта, в самый последний момент.
К Свердлову на мгновение вернулось сознание, он узнал Ильича, силился что-то ему сказать, но через 10-15 минут испустил дух.
А Ленин "молча взял со стола свою кепку, резко надвинул ее на самые глаза и ни на кого не глядя, никому не сказав ни слова, по-прежнему низко склонив голову, ушел".
Доклад об оргработе ЦК, который должен был делать на съезде Свердлов, делал Ленин.
От него же исходили проекты основных решений.
И оказалось, что бред насчет резолюций имел под собой веские реальные основания - резолюции были приняты явно не свердловские.
Например, Яков Михайлович всегда был известен своей острой ненавистью к крестьянству.
Еще 20 мая 1918 года на заседании ВЦИК он провозглашал: "Только в том случае, если нам удастся расколоть деревню на два непримиримых враждебных лагеря, если нам удастся восстановить деревенскую будноту против деревенской буржуазии, только в этом случае мы можем сказать, что сделали для деревни то, что смогли сделать для города".
Именно он явился одним из главных соавторов и проводников политики широкомасштабного наступления на крестьянство летом 1918 г., натравливания батраков и бедняков на "кулаков" при "нейтрализации" середняков.
А Третий Всеукраинский съезд Советов, на котором он верховодил перед самой смертью, принял решение о национализации всех крестьянских земель и создании на базе помещичьих и "кулацких" хозяйств совхозов - фактически, речь шла о первой попытке коллективизации.
Однако VIII съезд партии провозгласил куда более умеренную (по крайней мере на словах) линию - об изменении курса "от нейтрализации середняка к прочному союзу с ним".
Рычаги власти, сконцентрированные в руках Свердлова, сразу же были рассредоточены.
И на пост председателя ВЦИК Ленин неожиданно для многих выдвинул никому не известного М.И. Калинина, очень четко соответствовавшего роли марионеточного руководителя марионеточного органа.
Прежде он работал всего лишь на скромной должности секретаря Лесновского района Петрограда, а затем - городского головы, то есть заведующего коммунальным хозяйством. Но любопытная деталь - Ленин с ним сошелся близко только 12-13 марта, как раз в период резкого ухудшения у Свердлова.
Ильич присмотрел его при своей поездке на похороны Елизарова, где Калинин играл роль главного распорядителя - поскольку покойный был его другом и во время командировок в Питер останавливался у него в гостях. Похоже, уроки кадровой политики Свердлова Ленин тоже усвоил.
Автор: Валерий Шамбаров.
Новое прочтение дела Фанни Каплан.
Источник: ССЫЛКА.
На протяжении семидесяти лет официальная версия покушения на В. И. Ленина, нашедшая свое отражение и в кинофильме «Ленин в 1918 году», не вызывала никаких сомнений у советских людей.
Организаторами гнусного злодеяния все мы считали правых эсеров, мечтавших о возвращении власти помещиков и капиталистов, а исполнительницей, стрелявшей в Ленина отравленными пулями, фанатичную эсерку Фанни Каплан.
Но примерно с 1990 года в нашей печати начали появляться публикации, ревизующие эту версию.
Так, наш бывший соотечественник, а ныне научный сотрудник Иерусалимского университета Б. Орлов в журнале «Родина» в 1993 году доказывает, что Каплан в принципе не могла стрелять в Ленина, поскольку в террористической борьбе предпочитала бомбу пистолету и была к тому же полуслепой.
В Ленина, похоже, стреляла не Каплан, а другая эсерка-террористка, Лидия Коноплева, утверждает Орлов.
А некий Г. Нилов, издавший в Лондоне «Грамматику ленинизма», договаривается до того, что покушение на Ленина было организовано с санкции самого Ленина, который будто бы позволил ВЧК имитировать покушение на самого себя, чтобы получить повод для развязывания красного террора в России.
Впрочем, Нилов допускает, что ВЧК могла организовать теракт и без ведома Ленина по инициативе его соратников.
Они будто бы решили припугнуть Ленина, чтобы он начал постепенно оттеснять с их пути притязающего на верховную власть Троцкого...
Похоже, в данном случае сложилась ситуация, не такая уж редкая в наше время: новые версии должны уводить внимание читателя от истины так же, как и старые, но только в совершенно противоположном направлении. Это побуждает нас критически рассмотреть события более чем семидесятилетней давности.
31 АВГУСТА 1918 ГОДА. ОФИЦИАЛЬНАЯ ВЕРСИЯ.
В этот день в Москве, как обычно по пятницам, проводились митинги, и Ленин должен был выступать дважды: вначале в Басманном районе, на бывшей Хлебной бирже, а потом в Замоскворечье, на заводе Михельсона.
- На собрание на Хлебной бирже,- вспоминал старый большевик Ем. Ярославский,- я пришел часов в шесть, когда Ильич кончал свой доклад.
Он быстро ответил на записки и направился к выходу.
Перед ним расступались рабочие, провожая его добрыми, ласковыми взглядами.
Мы встретились с ним, перекинулись двумя-тремя словами, пожали друг другу руки.
Кто из нас мог подумать о том, что через полтора часа он будет лежать раненным, истекая кровью!
На заводе Михельсона в этот день, как вспоминал председатель заводского комитета Н. Иванов, было вывешено объявление: «Все на митинг!» «Рабочие спешили домой переодеться, чтобы к 7 успеть на митинг.
В назначенный час гранатный корпус, вмещавший пять-шесть тысяч человек, был переполнен...
Я и председатель правления завода И. Я. Козлов сидели на помосте, на столе (у нас скамеек не было) и совещались перед митингом...
Но никто не мог точно сказать, будет ли у нас выступать Ленин.
Я открыл митинг и дал слово докладчику. Вдруг послышалось со всех сторон: «Ленин приехал!»
Но, как выяснилось, Ленина на заводе Михельсона ждали не только рабочие.
Каплан приехала на завод около шести часов вечера, ходила среди рабочих, прислушивалась к разговорам.
Вскоре на территории появился в матросской форме другой эсер-террорист, Новиков; он должен был обеспечивать действия Каплан.
Каплан вошла в гранатный цех, когда митинг уже заканчивался.
Собравшиеся с энтузиазмом встретили заключительные слова ленинской речи.
А он, попросив у собравшихся извинения за свой срочный отъезд на заседание Совнаркома, двинулся к выходу из цеха, на ходу надевая пальто.
Когда Ленин стал подниматься по лестнице к выходу, Новиков, сделав вид, что споткнулся, преградил ему дорогу и создал вокруг него затор.
Он стал задерживать людей, крича:
«Пропустите, пропустите товарища Ленина! Не напирайте!»
Благодаря этому Ленин оказался в небольшой группе рабочих и женщин, среди которых находилась и Каплан, и вместе с ними медленно шел к машине, разговаривая с какой-то женщиной о провозе муки по железной дороге.
Около машины один из рабочих открыл перед ним дверцу автомобиля - и тут грянул выстрел, а за ним с небольшим интервалом еще несколько.
В толпе закричали: «Убили! Убили!»
Люди бросились бежать, одни обратно в цех, другие через ворота на улицу, увлекая за собой Каплан.
После первого же выстрела шофер-Ленина С. К. Гиль увидел высунувшуюся из толпы женскую руку с браунингом.
Выхватив револьвер, он выскочил из машины и бросился за стрелявшей, но, заметив, что Ленин лежит на земле, вернулся к нему.
Ленин хриплым, изменившимся голосом с явным усилием спросил его: «Поймали его или нет?»
На что Гиль поспешно сказал: «Молчите, не говорите. Вам тяжело».
В это время Гиль увидел бегущего прямо на него возбужденного матроса, державшего правую руку в кармане.
Шофер крикнул ему, закрывая своим телом Ленина: «Стой! Стреляю!»
Матрос круто свернул налево и выбежал за ворота.
Какая-то женщина, увидев склонившегося над Лениным Гиля с револьвером в руках, вцепилась в него, крича: «Что вы делаете? Не стреляйте!»
Но в это время от цеха ей крикнули: «Это свой! Свой!»
К Гилю от цеха бежали трое вооруженных людей: «Мы - заводской комитет! Свои!»...
На опустевшем дворе около Ленина собралось несколько активистов.
Они помогли Ленину встать, сняли пальто, пиджак.
Санитар Сафронов перевязал рану куском собственной рубашки.
Потом его усадили на заднее сиденье, двое сели рядом с ним.
Гиль вырулил за ворота и погнал машину в Кремль.
«Подъехал прямо к квартире Владимира Ильича во двор.
Здесь мы все трое помогли выйти Владимиру Ильичу из автомобиля...
Мы стали просить и умолять его, чтобы он разрешил нам внести его, но никакие уговоры не помогли, и он твердо сказал: «Я пойду сам»... И он, опираясь на нас, пошел по крутой лестнице на третий этаж»...
Террористку задержал помощник военного комиссара 5-й Московской советской пехотной дивизии С. Батулин.
После митинга он застрял в заторе, созданном Новиковым, и, выбравшись с задержкой в 1-2 минуты во двор, поспешил к группе, собравшейся около автомобиля.
Когда до нее оставалось 10-15 шагов, прогремели выстрелы, и Ленин упал на землю лицом вниз.
- Я понял, что на жизнь тов. Ленина было произведено покушение,- показывал в тот же день Батулин.
- Человека, стрелявшего в тов. Ленина, я не видел.
Я не растерялся и закричал: «Держите убийцу товарища Ленина!»
И с этими криками выбежал на Серпуховку, по которой одиночным порядком и группами бежали в различном направлении перепуганные выстрелами и общей сумятицей люди.
Добежав до стрелки, Батулин в смущении остановился.
Ловить было некого.
И вдруг позади себя около дерева он увидел странного вида женщину с портфелем и зонтиком в руках.
Заподозрив в ней человека, стрелявшего в Ленина, помощник комиссара задержал ее и повел обратно на завод, где возмущенные рабочие едва не учинили над ней самосуд.
Активисты вызвали заводскую машину и доставили Каплан в Замоскворецкий военный комиссариат.
Здесь ее тщательно обыскали, и в присутствии председателя Московского трибунала А. Дьяконова, комиссара Замоскворечья И. Косиора, С. Батулина, комиссара И. Пиотровского и рабочего-михельсоновца А. Уварова она сделала официальное заявление:
«Я - Фанни Ефимовна Каплан.
Под этим именем отбывала каторгу в Акатуе.
На каторге пробыла 11 лет.
Сегодня я стреляла в Ленина.
Я стреляла по собственному побуждению.
Я считаю его предателем революции.
Ни к какой партии не принадлежу, но считаю себя социалисткой».
Затем Каплан ответила на некоторые вопросы:
возраст - 28 лет; место рождения - Виленская губерния; в Акатуе сидела как анархистка, хотя теперь к ним не принадлежит; в Ленина стреляла по собственному решению, так как он «подрывает у трудящихся веру в народовластие».
На вопросы о том, сколько раз выстрелила, какой системы ее пистолет, кто ее знакомые, были ли у нее сообщники, каковы их политические взгляды, отвечать отказалась.
Не пожелала она подписать и протокол допроса; его подписали как свидетели Батулин, Пиотровский и Уваров.
В 11.30 вечера допрос в Замоскворецком комиссариате закончился, и Каплан отправили на Лубянку в ВЧК.
Здесь в первом часу ночи было проведено еще четыре допроса.
Первым допрашивал заместитель Дзержинского Я. Петере, вторым - нарком юстиции РСФСР Д. Курский, третьим - снова Петерс, четвертым - заведующий отделом ВЧК Н. Скрыпник.
Эти допросы завершились в 2.25 утра и заняли в общей сложности около полутора часов.
Каплан твердила, что в Ленина стреляла она, но не сказала ничего, что позволило бы выявить подлинных организаторов покушения.
После этого ее оставили в покое.
Утром 3 сентября на Лубянку явился комендант Кремля, бывший балтийский матрос П. Мальков, с предписанием перевести Каплан в Кремль в полуподвальную комнату, тщательно охраняемую латышскими стрелками.
А через несколько часов секретарь ВЦИК Аванесов вручил Малькову постановление ВЧК о расстреле Каплан.
- Когда? - коротко спросил Мальков.
- Сегодня. Немедленно,- ответил Аванесов и, помолчав минуту, спросил: - Где, думаешь, лучше?
- Пожалуй, во дворе Автоброневого отряда, в тупике.
- Согласен.
- Где закопаем? - поинтересовался Мальков.
- Этого мы не предусмотрели. Надо спросить у Якова Михайловича.
Пошли к Свердлову.
В кабинете Аванесов спросил: где хоронить Каплан.
И тут, как вспоминает Мальков, Яков Михайлович «медленно поднялся и, тяжело опустив руки на стол, будто придавив что-то, чуть подавшись вперед, жестко, раздельно произнес: «Хоронить Каплан не будем. Останки уничтожить без следа»...
Мальков тут же отправился в комендатуру, вызвал несколько латышских стрелков-коммунистов и вместе с ними отправился в Автоброневой отряд, находившийся напротив Детской половины Большого дворца.
Здесь он велел начальнику отряда выкатить из боксов несколько грузовиков и запустить моторы, а в тупик загнать легковую машину, повернув ее радиатором к воротам...
Поставив в воротах двух латышей, которым было запрещено кого-либо пропускать, Мальков пошел за Каплан и через несколько минут вывел ее во двор отряда.
«К моему неудовольствию, - вспоминал он,— я застал здесь Демьяна Бедного, прибежавшего на шум моторов.
Квартира Демьяна находилась как раз над Автоброневым отрядом, и по лестнице черного хода, о котором я забыл, он спустился прямо во двор.
Увидя меня вместе с Каплан, Демьян сразу понял, в чем дело, нервно закусил губу и молча отступил на шаг.
Однако уходить он не собирался.
Ну что же!
Пусть будет свидетелем!
- К машине! - подал я отрывистую команду, указав на стоящий в тупике автомобиль.
Судорожно передернув плечами, Фанни Каплан сделала один шаг, другой.. Я поднял пистолет...
Было 4 часа дня 3 сентября 1918 года.
Возмездие свершилось.
Приговор был исполнен.
Исполнил его я, член партии большевиков, матрос Балтийского флота, комендант Московского Кремля Павел Дмитриевич Мальков - собственноручно»...
Тело террористки было, как утверждают, сожжено в железной бочке в Александровском саду...
ПАРАДОКСЫ СЛЕДСТВИЯ.
В 1923 году в беседе с корреспондентом «Известий ВЦИК» заместитель председателя ВЧК Я. Петерс говорил:
«С момента покушения на Ленина прошло пять лет... К сожалению, материалы о покушении, имеющиеся в нашем распоряжении, не отличаются исчерпывающей полнотой».
Руководитель охранного ведомства лукавил: о какой «исчерпывающей полноте» можно было говорить, когда речь шла о деле, не имеющем себе равных по количеству вопиющих нарушений, подозрительных умолчаний и прямых подтасовок.
Прежде всего не был допрошен в качестве потерпевшего сам Ленин.
А ведь потерпевший - это первый, к кому должен спешить следователь, чтобы из его уст услышать о происшедшем и получить сведения о нападавшем.
Всякий знавший крутой характер Ильича не мог сомневаться, что Ленин был в бешенстве от происшедшего: так глупо схлопотать две пули!
А по официальной версии, Ленин проявил поразительное равнодушие к ходу следствия и ни разу не поинтересовался: кто в него стрелял? Как идет следствие? Почему оно так быстро прекращено? Почему не сделали очную ставку с Каплан?
Странно повело себя следствие и в отношении, осмотра места покушения.
Лишь 2 сентября, через три дня после событий, на завод Михельсона выехали Гиль, следователь В. Кингисепп и подручный Свердлова Я. Юровский, за полтора месяца до этого бессудно расстрелявший в Екатеринбурге царскую семью.
Возглавил группу именно Юровский, который даже не был членом следственной комиссии.
В ходе осмотра были обнаружены не то три, не то четыре стреляные гильзы, и стал вопрос: из какого оружия они были выброшены?
На первом допросе 30 августа 1918 года Гиль показал, что, когда он бросился за Каплан, она швырнула ему под ноги браунинг.
Браунинг этот Гиль из-за спешки не подобрал, и его на следующий день нашел будто бы на месте событий рабочий-михельсоновец А. Кузнецов.
Он поспешил известить о своей находке Замоскворецкий военный комиссариат, но там его сообщение никого не заинтересовало.
Лишь после того, как 1 сентября «Известия ВЦИК» опубликовали обращение ВЧК к населению с просьбой доставить оружие на Лубянку, Кузнецов передал браунинг, в котором недоставало нескольких патронов, следователю В. Кингисеппу.
И тот без всякой баллистической и дактилоскопической экспертизы поспешил объявить найденные на заводе гильзы принадлежавшими именно этому браунингу.
После осмотра места покушения группа Юровского провела так называемый «следственный эксперимент», в котором вопреки всем юридическим правилам ни жертва (Ленин), ни обвиняемая (Каплан) не участвовали.
Перед фотографом группа взрослых людей разыграла своеобразную пантомиму покушения.
Гиль в этой пантомиме играл самого себя, роль Ленина и свидетельницы Поповой, будто беседовавшей с ним насчет перевозки муки, взяли на себя заводские активисты Иванов и Сидоров, а Кингисепп изображал из себя Каплан вместо того, чтобы руководить, как член следственной комиссии, следственным экспериментом.
В этот же день Кингисепп допросил в качестве свидетеля председателя заводского комитета, члена партии с 1902 года Н. Иванова.
В своих первых показаниях этот «очевидец» не указал время начала и окончания митинга, не рассказал, как проходила встреча и сколько было на ней рабочих.
А следователь не догадался спросить, почему ни сам Иванов, ни руководство завода не удосужились встретить и проводить приехавшего к ним председателя Совнаркома, главу советского правительства.
Лишь много лет спустя Иванов «навспоминал» много такого, о чем, похоже, даже не подозревал 2 сентября 1918 года.
Так, скромная гранатная мастерская, вмещавшая дай Бог сто человек, в его воспоминаниях через тридцать лет после покушения превращается в гранатный корпус на пять-шесть тысяч человек (для справки: до революции на заводе Михельсона работало 1900 рабочих, а в 1919-м из-за нехватки сырья это число сократилось до 475 человек).
«Вспомнил» Иванов и одну из самых жгучих загадок покушения на Ленина - время митинга на заводе Михельсона...
31 августа, идя по свежим следам, «Известия ВЦИК» опубликовали составленное Каменевым обращение «От имени Московского Совета рабочих и красноармейских депутатов», в котором объявлялось, что покушение на Ленина произошло после митинга на заводе Михельсона в 7.30 вечера.
В этот же день Каплан на четвертом допросе заявила, что пришла на завод в 8 часов вечера.
В этот же день «Правда» сдвинула время покушения на 9 часов вечера, а шофер Гиль уже на первом допросе неосторожно показал: он привез Ленина на завод Михельсона в 10 часов вечера!
«Сначала мы поехали на Хлебную биржу, где был митинг,- рассказывал Гиль В. Бонч-Бруевичу через несколько лет после событий.
- Митинг прошел благополучно, и мы уехали на завод бывший Михельсона на Серпуховскую улицу...
Въехали прямо во двор.
Охраны ни с нами в машине, ни во дворе не было никакой, Владимира Ильича никто не встретил: ни завком, ни кто другой.
Он вышел совершенно один и быстро прошел в мастерские.
Я развернул машину и поставил ее к выезду со двора шагах в десяти от выхода в мастерские.
Спустя 10-15 минут ко мне подошла женщина с портфелем - после на следствии выяснилось, что это и была убийца Каплан, - и спросила меня: «Что, товарищ Ленин, кажется, приехал?» Я на это ответил: «Не знаю, кто приехал...»
Она засмеялась и сказала: «Как же это? Вы - шофер и не знаете, кого везете»...
Она отошла от меня, и я видел, как она вошла в помещение завода».
Эти важные сведения Гиль осмелился сообщить Бонч-Бруевичу лишь через несколько лет после покушения, когда ни Ленина, ни Свердлова, ни Кингисеппа уже не было в живых.
А что произошло бы, если все это он рассказал на первом же допросе 30 августа 1918 года?
Тогда пришлось бы выяснять: почему никакого митинга на заводе Михельсона не было?
Почему, несмотря на это, Ленин приехал на завод с четырехчасовым опозданием?
И почему Каплан упорно дожидалась его там, как будто предупрежденная, что он обязательно приедет туда?
А отвечать на эти вопросы пришлось бы секретарю Московского комитета партии В. Загорскому, который отменил митинг на заводе Михельсона, не поставив об этом в известность Ленина.
Заместителю председателя ВЧК? Петерсу, которому в этот день Джержинский перед отъездом в Петроград поручил лично сопровождать Ленина во всех его поездках по Москве.
Да и самому председателю ВЦИК Свердлову пришлось бы отвечать на несколько щекотливых вопросов. Но кто же тогда решился бы допрашивать таких свидетелей?
3-Я ЧАСТЬ - ПРОДОЛЖЕНИЕ - В СЛЕДУЮЩЕЙ ЗАПИСИ:
ИНТЕРНЕТ-ССЫЛКА.
2-Я ЧАСТЬ - ПРОДОЛЖЕНИЕ.
1-Я ЧАСТЬ - НАЧАЛО - В ПРЕДЫДУЩЕЙ ЗАПИСИ:
ИНТЕРНЕТ-ССЫЛКА.
Пауки в кремлевской банке.
Источник: ССЫЛКА.
Уж наверное, ни одно криминальное событие в советской истории не описано так широко, как покушение на В.И Ленина 30 августа 1918 года.
Так широко и... так однобоко.
ЧИТАТЬ СКРЫТЫЙ ТЕКСТ ДАЛЬШЕ...
Поскольку перелопатив всю массу документальной, мемуарной, публицистической литературы на эту тему, найдем лишь разностороннее обсасывание одного-единственного официального штампа версии, причем штампа, страдающего множеством внутренних противоречий и неувязок.
В частности, ни одно исследование не содержит весомых и неопровержимых доказательств того, что выстрелы в Ленина произвела Фанни Каплан (Фейга Ефимовна Ройд).
Более того, в тех же материалах следствия приводится ряд фактов, которые явно ставят ее причастность к теракту под сомнение.
Возьмем, например, показания Сергея Батулина, одного из главных свидетелей, так как именно он задержал Каплан:
"Человека, стрелявшего в Ленина, я не видел. Я не растерялся и закричал: "Держите убийцу товарища Ленина!" и с этими криками выбежал на Серпуховку, по которой одиночным порядком и группами бежали в разных направлениях перепуганные выстрелами и общей сумятицей люди.
Я увидел двух девушек, которые по моему глубокому убеждению, бежали по той же причине, что позади них бежал я и другие люди, и которых я отказался преследовать.
В это время позади себя, около дерева, я увидел с портфелем и зонтиком в руках женщину, которая своим странным видом обратила мое внимание.
Она имела вид человека, спасающегося от преследования, запуганного и затравленного.
Я спросил эту женщину, зачем она сюда попала.
На эти слова она ответила: "А зачем вам это нужно?"
Тогда я, обыскав ее карманы и взяв ее портфель и зонтик, предложил идти со мной..."
В дороге С. Батулин, "чуя в ней лицо, покушавшееся на т. Ленина", пытается допросить ее.
Она затравленно твердит на все вопросы примерно одно и то же: "А зачем вам это нужно знать?"
В общем-то, вполне нормальная реакция для женщины, которую вдруг схватили на улице и куда-то тащат.
Да и что касается "странного вида" - она стояла на улице, когда по ней вдруг с воплями понесся народ.
Не лишне вспомнить и то, что у Каплан была тяжелая нервная болезнь еще со времен каторги ( см. напр. Н.Д. Костин, "Суд над террором").
Далее - "на Серпуховке кто-то из толпы в этой женщине узнал человека, стрелявшего в Ленина..."
Простите, а что же еще крикнут из толпы о человеке, которого уже взяли и ведут?
Позже появляется и другая версия, рожденная Бонч-Бруевичем, не присутствовавшим при покушении и не имевшего никакого отношения к его расследованию - версия о гурьбе ребятишек, якобы бежавших за террористкой и кричавших: "Вот она! Вот она!" - и тем самым указавших преступницу.
Любопытно, что как раз эту, более гладкую версию подхватила художественная литература, рассчитанная на впечатления массового читателя (например, В. Успенский).
Но в материалах следствия и документальной литературе никаких ребятишек нет, действует лишь "революционная интуиция" С. Батулина.
Хотя конечно, не исключено, что как раз ребятишки были теми, кто "из толпы" узнал "человека, стралявшего в Ленина", то бишь кричал "вот она" и гурьбой бежал за Каплан - уже после ее задержания.
Во всех свидетельских показаниях фигурируют и другие кандидатуры на покушение - некий подозрительный гимназист, замеченный на митинге, "человек в матросской фуражке", который бегал и суетился рядом, но пустился наутек, когда шофер Гиль достал револьвер.
Отметим, что сам Ленин, едва Гиль подбежал к нему, спросил в первую очередь: "Поймали его или нет?"
А бюллетень ЦИК за подписью Свердлова, выпущенный вечером 30 августа, то есть уже после задержания Каплан, сообщал: "Стрелявшие разыскиваются".
Нет, в деле о покушении на Ленина это не единственные неувязки, объяснимые "своеобразием" эпохи.
Оно все состоит из подобных неувязок.
Хотя Каплан якобы и была опознана “рядом рабочих”, но нигде эти самые "рабочие" и их конкретные показания не упоминаются.
И "товарищ Гиль был почти единственным свидетелем" - как пишет Бонч-Бруевич.
Он и выступает единственным свидетелем, опознающим Фанни Каплан.
Остальные же как С. Батулин, Н. Иванов и др. дружно утверждают, что не видели, кто стрелял, и их показания привязываются к личности обвиняемой лишь после ее ареста.
Но и свидетельства Гиля тоже крайне противоречивы.
Потому что в первоначальных показаниях он сообщает, что видел лишь... "руку с револьвером".
И лишь в более поздних пересказах сталкивается с террористкой лицом к лицу - и она, отстрелявшись, бросает револьвер ему под ноги.
Но этот брошенный посреди заводского двора револьвер рабочие "находят" только через четыре дня!
И лишь 3 сентября он всплывает вдруг на следствии.
Кстати, обратите внимание, что по данным обыска, экипирована была Каплан явно не для теракта - при задержании у нее отбирают портфель и зонтик.
Однако портфель того времени - это отнюдь не изящный дипломат, и свидетель Мамонов даже называет его "чемоданом".
Да и зонт начала века представлял собой довольно громоздкую конструкцию.
Вот и попробуйте, нагрузившись такими вещами и как-то манипулируя ими в руках, прицельно стрелять из пистолета.
А потом ускользнуть через толпу и удирать.
Почему-то поспешив избавиться от оружия - но с неуклюжим зонтом и "чемоданом", в котором не было ничегошеньки ценного...
В заключении ВЧК по данному делу сказано, что "когда тов. Ленин подходил к автомобилю, он был задержан под видом разговора", из чего делается вывод, что "в покушении участвовала группа лиц".
Хотя это начисто противоречит свидетельским показаниям Н.Я. Иванова, содержащимся почти во всех документальных исследованиях - что обе женщины, задержавшие Ленина разговорами, хорошо известны, что обе они тоже получили ранения и были доставлены в больницу, явившись случайными жертвами "террора буржуазной наймитки".
А вот показаний этих женщин, стоявших в момент выстрелов ближе всего к Ильичу, мы по непонятной причине не находим нигде.
Семашко публикует откровенную чушь:
"...Эти мерзавцы позволили себе стрелять не простыми пулями, а отравленными ядом кураре".
Остается констатировать, что первый советский наркомздрав, наверное, с гимназических лет чересчур увлекался Майн Ридом или просто имел столь жалкий уровень профессиональной подготовки, что в нужный момент ему в голову не пришло ничего более правдоподобного - иначе откуда бы взяться индейскому яду в Москве 1918 года?
И какой серьезный террорист додумался бы искать бразильскую экзотику сомнительного свойства вместо, например, цианидов, которые может изготовить любой химик или фармацевт?
Да и как, интересно, Семашко мог идентифицировать "кураре" при отсутствии каких бы то ни было специальных лабораторий?
На язык, что ли?
Или по запаху пули?
А между тем, Фанни Каплан подвергалась непрерывным многочасовым допросам.
Сначала в комендатуре Замоскворецкого района, потом на Лубянке, потом в Кремле.
Сменяя друг друга, ее в течение нескольких дней допрашивали Дьяков, Петерс, Курский, Козловский, Аванесов, Скрыпник, Кингисепп.
Александр Солженицын очень подробно и красноречиво описал, что способны сделать даже с сильными мужчинами бессонница и непрерывный многодневный допрос.
Даже без воздействия других пыток, которые в то время уже применялись (например, "пробковая камера", герметично закрытая и нагреваемая, документально зафиксирована летом 1918 года, после Ярославского восстания).
Какая же может быть цена собственным признаниям Каплан?
Впрочем, и протоколы допросов достаточно красноречивы. Как, например, расценить протокол от 31 августа:
Курский: Сколько раз вы стреляли в Ленина?
Каплан: Не помню.
Курский: Из какого револьвера стреляли?
Каплан: Не скажу. Не хотела бы говорить подробности.
Странно, не правда ли, что она не хочет или затрудняется отвечать на такие, чисто технические вопросы.
Но оказывается, ничего странного - если вспомнить, что в данный момент само следствие ответов на эти вопросы не знало.
Ведь 31 августа револьвера у чекистов еще не было, несмотря на то, что его якобы "швырнули под ноги"...
Он возникает только 3 сентября, и тогда же было определено, что из него сделано три выстрела.
В других же случаях часто бросается в глаза, что вопросы как бы подсказывают ответы на них.
То есть подсказывают обвиняемой информацию, уже известную следователям - и такую, которую обязан был знать стрелявший.
Да и данные о признаниях Каплан в разных источниках далеко не однозначны.
Тот же Петерс через несколько лет напишет, что убеждал ее покаяться, рассказать все чистосердечно и тем самым смягчить свою вину.
"Она же или плакала, или ругалась зло, с ненавистью, решительно отказываясь давать какие-либо показания" (см. мемуары Петерса или ссылки на них у В. Хомченко).
А член коллегии Наркомюста Козловский писал, что она "держит себя растерянно, говорит несвязно" и производит впечатление истерического человека.
Что вполне объяснимо. Ведь Каплан была тяжело больной.
И к тому же... полуслепой.
В 1907 году, когда она состояла в группе анархистов и участвовала в подготовке покушения на киевского губернатора, в ее комнате по неосторожности взорвалась бомба.
Несколько соратников было убито, а сама она получила тяжелую контузию.
Уцелевшие террористы были арестованы и приговорены военно-полевым судом к смертной казни - которую Каплан заменили пожизненной каторгой.
Как сообщала ее подруга, "она в январе 1909 года ослепла...
Каплан ослепла 9 января, в четвертую годовщину Кровавого воскресенья...
Она и прежде теряла зрение, но ненадолго, на два-три дня.
На этот раз ее прозрение длилось почти три года.
Тюремные врачи потерю зрения Фаней Каплан связывали с резкими головными болями, которыми она жестоко страдала на каторге".
Кстати, вот зачем оказался в ее руках зонт!
Из-за проблем со зрением, способных непредсказуемо усилиться в любую минуту.
Ведь в те времена зонты служили одновременно и тростью - и разумеется, для молодой женщины это казалось предпочтительнее, чем ходить с палочкой.
Неужели опытные боевики-эсеры могли столь легкомысленно поручить такую важную, так долго готовившуюся и столько раз срывавшуюся акцию больной женщине, которая вполне может подвести - из-за какой-то случайности, из-за малейшего нервного перенапряжения, неизбежного при покушении?
Да и где вообще гарантия, что полуслепая попадет?
И в того, кого нужно?
Каждый, кто хоть раз стрелял из боевого пистолета, думаю, согласится со мной, что из этого оружия и вполне здоровый человек поражает цель далеко не всегда. Нужен и навык, и обязательно - твердая рука.
Правда, большевики попытались сгладить это противоречие, утверждая, будто зимой 1917-1918 г.г. ей в Харькове делали глазную операцию (что проверить было невозможно, так как Харьков находился под немцами).
Но отметим, что во-первых, вряд ли в революционном Харькове функционировали учреждения вроде клиники Федорова, способные так быстро и полноценно вернуть зрение.
А во-вторых, большевиков снова подводит элементарная медицинская безграмотность - как мы видим, слепота Каплан определялась вовсе не офтальмологическим диагнозом, а была связана с контузией и сопровождалась мучительными головными болями, то есть вызвана была нервной патологией или мозговой травмой.
Как же тогда ей могла помочь операция на глазах?
Коснемся и эсеров, которым почему-то сразу было приписано покушение.
И без всяких оснований. Налицо следующая грубая подтасовка.
"Известия ВЦИК" от 1 сентября сообщают:
"Из предварительного следствия выяснено, что арестованная, которая стреляла в товарища Ленина, состоит членом партии правых социалистов-революционеров черновской группы".
Однако согласно протоколам допросов, она в этот день еще называла себя анархисткой.
И лишь 2 сентября в протоколах появляется, что "она сторонница эсера Чернова, но в партии не состоит".
То есть, официальное сообщение о признании на день опередило само признание (кстати, и об этом признании, от 2 сентября, "Известия ВЦИК" не постеснялись сообщить вторично, как о величайшей победе следствия - уже 3 сентября).
Отметим и то, что партия социалистов-революционеров, то бишь эсеров, сразу же заявила о своей непричастности к покушению.
А ведь как раз по эсеровским правилам это автоматически лищало теракт всякого смысла.
Как раз по законам эсеровских боевиков должен был получать широкую огласку как исполнение приговора партии и тем самым оказать давление и деморализующее влияние на органы власти.
И Сазонов, и Каляев шли на смерть, гордо неся звание эсеров, а не скрывая своей партийной принадлежности.
Но дело-то в том, что Каплан и в самом деле никогда не принадлежала к эсерам.
В юности состояла в организации анархистов, а вернувшись после Февральской революции с каторги полным инвалидом, перебивалась по знакомым в поисках средств к существованию.
Жила то у одной, то у другой подруги, принимавших ее из жалости.
По свидетельствам этих подруг, своего положения нахлебницы и приживалки она очень стеснялась, поэтому с утра брала ненужный портфель и на весь день отправлялась якобы "по делам" - хотя все знали, что она просто бесцельно околачивается по городу, просиживает по лавочкам скверов.
А в роковой день, вроде бы, поехала в больницу - ей снова стало хуже...
Но вот после отказов "давать какие-либо показания" и "несвязных" речей 2-3 сентября в протоколах следствия вдруг как-то сразу появляются все необходимые признания, и в тот же день Каплан быстренько расстреливают.
Для сравнения - 30 августа, в тот же день, что произошло покушение на Ленина, в Петрограде был убит председатель ЧК Моисей Соломонович Урицкий.
Отомстил ему за истребление своих друзей и столичной интеллигенции бывший юнкер, поэт-романтик Каннегиссер.
Однако его пытали и допрашивали целый год, пытаясь выбить имена сообщников - и лишь после этого казнили.
А Фанни Каплан приканчивают через три дня после ареста - хотя ни на один важный вопрос она фактически так и не ответила.
Да и процедура казни выглядела довольно странно.
Расстреливает почему-то не обычный дежурный чекистский палач, а лично комендант Кремля П.Д. Мальков - персона, так сказать, "генеральского" уровня.
В своих "Записках коменданта Московского Кремля" он вспоминает, что приговор приводился в исполнение, не покидая правительственной территории - в кремлевском гараже.
"...По моему приказу часовой вывел Каплан из помещения, в котором она находилась, и мы приказали ей сесть в заранее приготовленную машину..."
Что за бред?
Зачем?
Выходит, она даже не знала, что ее сейчас будут убивать?
Не необычен ли для большевиков такой прием?
А после умерщвления ее тело было сожжено в Александровском саду в железной бочке тем же Мальковым и его приятелем, "пролетарским поэтом" Демьяном Бедным...
Тут остается только пожать плечами над нравами новой коммунистической "интеллигенции" и высказать сразу несколько версий, способных хоть как-то объяснить такие непонятные особенности.
Может, какое-то признание Каплан вдруг поставило под угрозу создаваемую следствием картину и ускорило решение о казни - причем палачи должны были быть уверены, что некая информация не выйдет за пределы самого узкого и доверенного круга лиц?
Могла иметь место ложная договоренность с Каплан о подписании признаний в обмен на жизнь и свободу.
Или она сошла с ума.
А то и вообще не дожила до расстрела?
Пытки и допросы могли стать для тяжелобольной роковыми, оборвав следствие так рано и вынудив имитировать казнь для "достойного" завершения процесса.
Немедленная кремация трупа может говорить о том, что требовалось либо избежать вскрытия (способного установить истинную причину смерти или, например, медицинские причины неспособности к покушению), либо гарантированно защититься от возможности нежелательного опознания (скажем, настоящими свидетелями покушения или теми, кто мог бы засвидетельствовать алиби Каплан).
Ну а исчерпывающие, полновесные доказательства ее виновности появляются лишь... четыре года спустя - на показательном процессе эсеров в 1922 году.
Они же фигурируют в качестве основных во всей последующей исторической и публицистической советской литературе - подкрепляя, связывая воедино и уже "строго" обосновывая всю несуразицу и неутыки следствия 1918 года и заполняя его явные пробелы.
Но как показали многочисленные исследования, начиная с А.И. Солженицына, сам эсеровский процесс был сфабрикован от начала до конца и основывался лишь на клевете провокаторов.
Богатый материал о данной судебной фальсификации опубликовал и журнал “Огонек” в 1990 г.
Дело в том, что политическая антикоммунистическая деятельность эсеров была к тому времени амнистирована (тактический ход гражданской войны), так что и судить их казалось бы, не за что.
Но большевики нашли юридическую лазейку, зацепившись за "терроризм", о котором, дескать, при амнистии речи не было.
Поэтому эпизод покушения на Ленина стел центральным пунктом обвинения.
А все фактические данные о покушении были, согласно протоколам процесса, получены от "раскаявшихся боевиков" Г.И. Семенова, Л.В. Коноплевой, И.С. Дашевского, П.Г. Ефимова, К.А. Усова, Ф.Ф. Федорова-Козлова, Ф.В. Зубкова, П.Н. Пелевина и Ф.Е. Ставской.
Настолько "раскаявшихся", что на заседания Верховного Трибунала эти подсудимые приходили бесконвойно, из дома.
И послушание их было достойно вознаграждено - они, как и другие обвиняемые, получили смертный приговор, но "в связи с раскаянием" расстрел им заменили на "полное освобождение от всякого наказания".
А "нераскаявшаяся" подсудимая Евгения Ратнер очень лихо вывела провокаторов на чистую воду - она в свое время видела Каплан на каторге и попросила их описать ее внешность.
Ни один из гипотетических соратников по "эсеровской террористической организации" сделать этого не смог...
Но из факта невиновности Каплан - или пусть даже не ее невиновности, а всего лишь непричастности к покушению эсеровской партии, автоматически вытекает вопрос, мимо которого почему-то до сих пор проходят все современные исследователи.
Если не эсеры - то кто?
Ведь сами-то выстрелы были.
И ранения были...
Других-то политических сил, способных стоять за организацией теракта, на первый взгляд не просматривается.
Партии анархистов к августу 1918 года уже не существовало, она была разгромлена в апреле.
А участие в покушении каких-то белогвардейских и офицерских организаций представляется вообще сомнительным - все они в практическом отношении оказывались очень слабыми, обычно не выходя за пределы теоретического прожектерства, да и традиционно были отвратительными конспираторами, из-за чего и попадались пачками в лапы чекистов.
В случае причастности к такому громкому делу, как выстрелы в Ленина, уж конечно, информация об этом очень быстро стала бы достоянием самых широких кругов общественности - что имело место, например, при всех попытках освобождения царской семьи.
Но нигде, ни в мемуарах беженцев, ни в устных пересказах слухов и сплетен нет даже намека на подобное участие.
Если же внимательно проанализировать, кому в данный момент было бы выгодно устранение вождя, то всплывает версия совершенно неожиданная - в случае смерти Ленина больше всех выигрывал не кто иной, как Яков Мовшевич (Михайлович) Свердлов.
Личность в нашей истории до сих пор темная и представляющая массу загадок.
Когда в апреле 1917 года Ильич первым из эмигрантов вернулся в Россию, это первенство вкупе с германскими субсидиями позволило ему быстро выдвинуться из числа заурядных лидеров политических групп и течений в революционные "звезды".
Но свою партию ему пришлось, фактически, создавать заново - большинство прежних сторонников, теоретиков-эмигрантов и легальных российских оппозиционеров, для экстремистских задач оказались непригодными.
Вот тут-то и подвернулся вождю Свердлов - один из региональных деятелей, случайно очутившийся в нужный момент в Петрограде.
Все современники отмечают такие его качества, как колоссальная энергия и исключительные организаторские таланты - которые Ленину пришлись очень кстати.
При начавшихся перетасовках партийных органов Ильич протолкнул его во главу Секретариата ЦК - на пост, прежде считавшийся чисто бюрократическим и маловажным.
Но на этом посту как раз Свердлов явился родоначальником известной номенклатурно-кадровой политики коммунистов - систематического продвижения верных людей на те или иные ключевые должности, что позволяло относительно-небольшими силами брать под контроль нужные структуры и организации (именно у него выучился этой методике В.М. Молотов, работавший с ним в Питерском Военно-революционном комитете, и в сталинские времена широко использовавший полученную науку).
Такие таланты оказались важны не только внутрипартийной работы.
После Октябрьского переворота Ленин выдвинул Свердлова на пост председателя ВЦИК - центрального исполнительного комитета Советов, еще игравшего тогда роль многопартийного парламента и представлявшего поле ожесточенной политической борьбы.
Здесь железная хватка Свердлова и его кадровые методы сыграли определяющую роль и в ратификации Брестского мира, и в поэтапном разгроме и разгоне всех оппозиционных фракций.
К июлю 1918 года, когда большевики решились уничтожить последних конкурентов, левых эсеров, Яков Михайлович по своему политическому весу достиг уровня второго человека в государстве.
Нетрудно представить, как разыгрались амбиции тридцатитрехлетнего человека от столь головокружительного взлета (всего за год!).
Но дальше его ждало разочарование.
С одной стороны, в однопартийных Советах он стал полновластным хозяином.
Только вот с другой стороны, в однопартийном государстве роль самих этих Советов быстро покатилась к нулю.
И Свердлов не мог не понимать, что одновременно стала падать и его роль - уж кто-кто, а Ленин умел приближать к себе людей, нужных в данный момент, и отбрасывать на второй план, когда надобность в них отпадала.
И противоречия между ними как раз к августу 1918-го наметились серьезнейшие.
Разумеется, у нас нет никаких прямых доказательств подготовки Свердловым верхушечного переаворота.
Но косвенных данных, ложащихся в русло данной версии, хоть отбавляй.
Начнем с того, что организация покушения на Ленина была бы задачей не столь уж простой. Хотя пятницы в Москве считались "единым партийным днем", и митинги с пятнадцати-двадцатиминутными выступлениями выступлениями высокопоставленных руководителей проводились по всему городу, кто именно и где именно будет выступать, не афишировалось.
Сам Ленин, как отмечено в его "Биографической хронике", узнал о маршруте лишь накануне, получив 29 августа путевки на Хлебную биржу и завод Михельсона.
А секретари соответствующих райкомов, по воспоминаниям одного из них, Е.М. Ямпольской, были извещены только утром 30 августа.
Согласно материалам дела, даже после начала митинга шоферы имели четкую инструкцию не отвечать любопытствующим, кто выступает.
Говорили: "Привез лектора, а кого - не знаю".
Ну а предварительным распределением путевок и маршрутов занимались Молсковский комитет партии, агитотдел ВЦИК и Секретариат ЦК - два последних подчинялись Свердлову.
Причем в данном случае сохранилась даже его личная записка Ленину от 29.08 с просьбой "предупредить всех совнаркомщиков, что в случае приглашения или назначения на митинги никто не имеет права отказываться".
Обращает на себя внимание и совпадение по времени с убийством в Петрограде Урицкого.
Хотя поначалу эта одновременность трактовалась чекистами как доказательство единого широкомасштабного заговора, но потом даже советская литература вынуждена была признать покончившего с Урицким Каннегиссера одиночкой, действовавшим на свой страх и риск.
Тогда спрашивается - неужели совпадение с выстрелами в Ленина оказалось случайным?
Может статься, что нет.
Потому что как раз в данный момент многих, и как раз самых "боевых" членов ЦК не было в Москве.
Троцкий находился на фронте под Казанью, Сталин в Царицыне, Артем (Сергеев) на юге, Зиновьев в Питере.
А в связи с убийством Урицкого утром 30 августа туда же в спешном порядке выехал и Дзержинский!
Получалось, что именно в этот день, даже в случае каких-либо осложнений противостоять Свердлову в столице было бы некому!
Посмотрим на его участие в событиях роковой даты.
После теракта в Петрограде Бухарин уговаривает Ленина не ездить на митинги.
И тот, по словам Крупской, согласился, "что может, и не поедет".
Решение воздержаться от выездов в массы принял и МК партии во главе с В.М. Загорским - секретарей райкомов, незадолго до того оповещенных о визитах вождей, повторно вызвали в МК и сообщили об отмене выступлений лидеров.
И тут активно вмешался Свердлов, выговаривая всем и каждому: "Что же, мы испугаемся всякой буржуазной сволочи? Прятаться начнем?"
Заявил, что на своих митингах, в Лефортовском и Введенском районах, он непременно будет.
И Ильич тоже склонился ехать.
Неудобным показалось пугаться и прятаться, когда другие выступать будут.
Неоднозначен и вопрос с охраной.
Позже в коммунистической литературе было внедрено расхожее представление, будто вожди храбро разъезжали "в народ" вообще без телохранителей.
Однако имеются документальные свидетельства обратного.
Например, в "Записках..." кремлевского коменданта Малькова мы находим:
"После ранения Ленина в ЦК был поставлен вопрос, чтобы при выезде из Кремля Ленина сопровождал не один, а два бойца из охраны.
После этого было дано соответствующее указание начальнику караула...
Владимир Ильич, еще не зная о принятом решении, в воскресенье поехал в сопровождении одного бойца.
Часовой задержал его машину...
Когда ему доложили, что выезжать с одним бойцом - значит нарушать решение ЦК, Владимир Ильич беспрекословно подчинился".
Значит, хоть один телохранитель должен был его сопровождать и 30 августа.
Правда, в советских источниках иногда делалось пояснение, что обязанности охранника по совместительству выполнял шофер Гиль, но из данного текста ясно видно, что речь идет не о нем, а о "бойце из охраны", которого Ильич привычно брал даже для прогулки.
Спрашивается, куда же он делся - или накануне выезда на митинги, или потом, из всех свидетельств и материалов дела?
А комендатура и охрана Кремля напрямую подчинялись Я.М. Свердлову.
Сразу после покушения он оказывается в Кремле одним из первых.
Крупская пишет, что когда она вошла в квартиру, "около вешалки стоял Свердлов, и вид у него был какой-то серьезный и решительный. Взглянув на него, я решила, что все кончено".
К.Т. Свердлова тоже сообщает, что "он казался еще тверже, еще решительнее и собраннее, чем всегда".
И тут же он принялся убеждать всех присутствующих, что "у нас с Ильичем все сговорено", поспешив в тот же вечер занять рабочий кабинет Ленина.
И сосредоточив в своих руках такую власть, каковую не концентрировал единолично и сам Ленин - руководство Совнаркомом, ЦК партии и ВЦИК Советов!
Между прочим, отсутствие Дзержинского позволило ему подмять под свой контроль весь ход следствия, и ход событий подтверждает это достаточно явно.
Из комендатуры Замоскворецкого района Каплан привозят на Лубянку.
И Свердлов, прихватив члена ЦК Аванесова, наркома юстиции Курского и наркома внутренних дел Петровского - возможно, в противовес ВЧК - выезжает туда "проверить, как ведется расследование".
После чего Каплан вдруг переводят с Лубянки... в Кремль.
А к допросам, кроме названных наркомов, подключаются однозначные креатуры Свердлова - тот же Аванесов, Скрыпник, Кингисепп - хотя и чекист, но одновременно и член ВЦИК.
И Каплан, которая у Петерса "или плакала, или ругалась зло, с ненавистью, решительно отказываясь давать какие-либо показания", а у Козловского "держала себя растерянно" и "говорила несвязно", как раз у этих новых следователей признает вдруг именно то, что требовалось.
После чего ее сразу же, даже не дожидаясь ночи - в 16.00 3 сентября - расстреливают.
Кстати, именно в рассматриваемой версии имели бы смысл перечисленные выше странности казни.
И поспешность, и осуществление на территории Кремля, и высокопоставленное доверенное лицо в роли палача, и уничтожение трупа.
Если у Свердлова были основания опасаться политических конкурентов (скажем, при возвращении в Москву Дзержинского), и он спешил закрыть дело, не выпуская из своих рук.
Да так закрыть, чтобы ЧК уже не смогло провести параллельного расследования.
Кстати, как пишет в мемуарах Мальков, приказ расстрелять Каплан он получил непосредственно от Якова Михайловича.
Выстрелы в Ленина очень четко легли и в русло внутриполитической линии Свердлова.
Даже в общем ряду большевистских монстров его выделяла крайняя жестокость.
Сейчас доказано, что Яков Михайлович являлся главным координатором, а то и инициатором убийства царской семьи в июле 1919 г.
Впоследствии, в январе 1919 г., из-род его пера вышла и знаменитая директива о казачьем геноциде.
А логическим продолжением событий августа 1918-го и покушения на вождя стало для Свердлова постановление ВЦИК и Совнаркома о "красном терроре", провозгласившее уничтожение тысяч мирных граждан по одному лишь классовому признаку.
И разумеется, в последовавших массовых экзекуциях было бы вовсе не трудно под шумок убрать и настоящих исполнителей теракта.
Но вот Ленин неожиданно быстро поправляется, и уже 16 сентября появляется на заседании Совнаркома, с явной поспешностью возвращая себе кресло председателя.
Что же предпринимает Свердлов?
Да то же самое, что в 1922 г. - Сталин, а в 1996 г. - Чубайс.
"Приватизирует" номинального главу государства.
Оказывается, не кто иной как Яков Михайлович был автором и этого метода.
Протащил через врачей и ЦК решение, что вождю необходимо подлечиться и отдохнуть.
И, как пишет его супруга, "Яков Михайлович поручил Малькову объездить Подмосковье и найти подходящее помещение" - удобное и достаточно изолированное, чтоб, значит, посторонние не мешали.
И он сам никому не мешался.
Тогда-то и были выбраны пресловутые Горки. Которые по имени первооткрывателя вполне справедливо было бы назвать "Горки-Свердловские".
"Яков Михайлович сам следил, чтобы в Горках было все нужное... часто он ездил в Горки.
А то посылал Ильичу коротенькие записки, информируя его по важнейшим вопросам, пересылал наиболее важные документы".
То есть, замкнул все контакты с Лениным на себя.
И понятное дело, о чем и с какого бока информировать, в каком направлении вождю "работать с документами", решал Свердлов.
А вырваться из-под его опеки Ленину долгонько не удавалось.
Скажем, 3 октября в связи с волнениями в Германии собралось экстренное заседание ЦК.
Ленин рвался приехать туда, просил, требовал, умолял, до позднего вечера просидел на обочине в ожидании машины - а машину за ним так и не прислали.
П.Д. Мальков вспоминает:
"Он рвался к напряженной работе, в Кремль.
Не раз говорил мне, что собирается возвращаться, но по совету Якова Михайловича я всегда отвечал ему, что еще не закончен ремонт квартиры".
В итоге, Ленин сумел вернуться к рычагам власти лишь 18 октября.
И представляется очень многозначительным, что на весь период его горкинского заточения Дзержинский предпочел вообще уехать из России - в Швейцарию.
Якобы повидаться с оставленной там семьей.
Вероятно, имел основания считать пребывание в Москве без Ленина небезопасным для себя. И выжидал развития событий.
В связи с изложенным можно под новым ракурсом взглянуть и на тот факт, что после возвращения Ильича к власти Свердлов прожил меньше пяти месяцев.
И загадок здесь тоже хватает.
Похоже, например, что он, смирившись с утратой значения своих Советов и ВЦИК, пытался освоить другое поле деятельности - международное.
Он становится инициатором и главным организатором коммунистической "пятой колонны" среди бывших пленных, возвращающихся в Германию и Австро-Венгрию.
В ноябре 1918-го он создает из них Федерацию иностранных групп РКП(б), где занимает ключевое положение.
Вслед за зимним наступлением Красной Армии, не скрывавшей тогда целей "мировой революции", он усиленно разъезжает по захваченным национальным областям - Латвии, Белоруссии, Украине.
Но 2 - 6 марта 1919 г. в Москве проходит 1-й учредительный съезд Коминтерна - а Свердлова, явно претендовавшего на роль международного лидера, не оказывается даже среди делегатов!
Как раз в эти дни он очутился вообще в Харькове, на Третьем съезде КП(б) Украины и Третьем Всеукраинском съезде Советов.
И Коминтерн, возникший на базе свердловской "Федерации иностранных групп РКП(б)" возглавил, разумеется, Ленин.
Впрочем, почти постоянные разъезды Якова Михайловича по окраинам в данный период можно интерпретировать и иначе.
Невольно складывается впечатление, что теперь он сам старался поменьше бывать в столице и держаться от нее подальше, либо это было формой постигшей его "опалы" - поскольку раньше он Москвы практически не покидал с самого переезда туда коммунистического руководства.
В свои последние дни Свердлов вел и колоссальную работу по подготовке VIII съезда партии.
И похоже, намеревался дать какой-то серьезный бой политическим конкурентам.
Повестка предполагалась важная - принятие новой программы коммунистов, вопросы о военной и крестьянской политике, тот же Коминтерн.
По пути с Украины Свердлов успел провести встречи с советским и партийным руководством в Белгороде, Курске, Орле, Туле, Серпухове.
Подробные указания о проведении предсъездовской выборной кампании разослал в Самарский, Вологодский, Воронежский губкомы (вспомним его кадровые методы).
Вернувшись в Москву, 9 марта присутствовал на заседаниях Совнаркома и президиума ВЦИК, посвященных все той же подготовке к съезду.
А к ночи того же дня ему стало плохо.
Официальный диагноз, поставленный 10 марта - "испанка", и поначалу он ни у кого не вызывал опасений.
"Испанка" - это вполне обычный для нашего времени вирусный грипп, болезнь тяжелая, но не смертельная.
Если в гражданскую войну данная болезнь косила людей, то чаще это объяснялось общим ослаблением населения от голода, холода, антисанитарных условий или комплексным воздействием вместе с тифом, когда в переполненных больницах организм, ослабленный одной болезнью, заражался другой.
А кремлевские спецпайки, служебные и бытовые условия создавали куда более благоприятные условия для выздоровления.
Да и лечили Свердлова лучшие врачи, признавшие его организм очень крепким и выдавшие заключение очень оптимистичное.
Но затем вдруг совершенно неожиданно наступило резкое ухудшение.
В следующие дни у постели соратника перебывал весь цвет партии - Сталин, Загорский, Ярославский, Смидович, Дзержинский, Петровский, Владимирский, Стасова и др.
И ни разу не зашел только Ленин!
Официальная версия - дескать, реально помочь товарищу ничем не мог, а опасность заразиться была велика.
Так что - врачи запретили.
Словно прямым откликом на инициированное Свердловым решение врачей о высылке в Горки.
Мало того, как раз в момент внезапного ухудшения Ленин вообще уехал из Москвы в Питер.
Всю гражданскую войну даже по государственным делам никуда не рисковал отлучаться, посылал других - а тут вдруг отправился по личному делу, на похороны дальнего родственника М.Т. Елизарова - мужа своей сестры Анны, умершего от тифа.
Хотя и семейной сентиментальности, какого-либо трогательного внимания к своей родне, в иные времена за Ильичом, вроде, тоже не замечалось.
Вернулся он оттуда только 14 марта, когда Свердлову уже стало совсем худо.
По воспоминаниям жены "в этот день он стал терять сознание, начался бред.
В бреду он все время говорил о VIII съезде, пытался вскочить с кровати, искал какие-то резолюции.
Ему казалось, что резолюции украли враги, он просил не пускать их, отобрать резолюции, прогнать их прочь.
Он звал сына, хотел ему что-то сказать..."
Если верить тем же воспоминаниям, то Ленин все же появился - но 16 марта, в самый последний момент.
К Свердлову на мгновение вернулось сознание, он узнал Ильича, силился что-то ему сказать, но через 10-15 минут испустил дух.
А Ленин "молча взял со стола свою кепку, резко надвинул ее на самые глаза и ни на кого не глядя, никому не сказав ни слова, по-прежнему низко склонив голову, ушел".
Доклад об оргработе ЦК, который должен был делать на съезде Свердлов, делал Ленин.
От него же исходили проекты основных решений.
И оказалось, что бред насчет резолюций имел под собой веские реальные основания - резолюции были приняты явно не свердловские.
Например, Яков Михайлович всегда был известен своей острой ненавистью к крестьянству.
Еще 20 мая 1918 года на заседании ВЦИК он провозглашал: "Только в том случае, если нам удастся расколоть деревню на два непримиримых враждебных лагеря, если нам удастся восстановить деревенскую будноту против деревенской буржуазии, только в этом случае мы можем сказать, что сделали для деревни то, что смогли сделать для города".
Именно он явился одним из главных соавторов и проводников политики широкомасштабного наступления на крестьянство летом 1918 г., натравливания батраков и бедняков на "кулаков" при "нейтрализации" середняков.
А Третий Всеукраинский съезд Советов, на котором он верховодил перед самой смертью, принял решение о национализации всех крестьянских земель и создании на базе помещичьих и "кулацких" хозяйств совхозов - фактически, речь шла о первой попытке коллективизации.
Однако VIII съезд партии провозгласил куда более умеренную (по крайней мере на словах) линию - об изменении курса "от нейтрализации середняка к прочному союзу с ним".
Рычаги власти, сконцентрированные в руках Свердлова, сразу же были рассредоточены.
И на пост председателя ВЦИК Ленин неожиданно для многих выдвинул никому не известного М.И. Калинина, очень четко соответствовавшего роли марионеточного руководителя марионеточного органа.
Прежде он работал всего лишь на скромной должности секретаря Лесновского района Петрограда, а затем - городского головы, то есть заведующего коммунальным хозяйством. Но любопытная деталь - Ленин с ним сошелся близко только 12-13 марта, как раз в период резкого ухудшения у Свердлова.
Ильич присмотрел его при своей поездке на похороны Елизарова, где Калинин играл роль главного распорядителя - поскольку покойный был его другом и во время командировок в Питер останавливался у него в гостях. Похоже, уроки кадровой политики Свердлова Ленин тоже усвоил.
Автор: Валерий Шамбаров.
Новое прочтение дела Фанни Каплан.
Источник: ССЫЛКА.
На протяжении семидесяти лет официальная версия покушения на В. И. Ленина, нашедшая свое отражение и в кинофильме «Ленин в 1918 году», не вызывала никаких сомнений у советских людей.
Организаторами гнусного злодеяния все мы считали правых эсеров, мечтавших о возвращении власти помещиков и капиталистов, а исполнительницей, стрелявшей в Ленина отравленными пулями, фанатичную эсерку Фанни Каплан.
Но примерно с 1990 года в нашей печати начали появляться публикации, ревизующие эту версию.
Так, наш бывший соотечественник, а ныне научный сотрудник Иерусалимского университета Б. Орлов в журнале «Родина» в 1993 году доказывает, что Каплан в принципе не могла стрелять в Ленина, поскольку в террористической борьбе предпочитала бомбу пистолету и была к тому же полуслепой.
В Ленина, похоже, стреляла не Каплан, а другая эсерка-террористка, Лидия Коноплева, утверждает Орлов.
А некий Г. Нилов, издавший в Лондоне «Грамматику ленинизма», договаривается до того, что покушение на Ленина было организовано с санкции самого Ленина, который будто бы позволил ВЧК имитировать покушение на самого себя, чтобы получить повод для развязывания красного террора в России.
Впрочем, Нилов допускает, что ВЧК могла организовать теракт и без ведома Ленина по инициативе его соратников.
Они будто бы решили припугнуть Ленина, чтобы он начал постепенно оттеснять с их пути притязающего на верховную власть Троцкого...
Похоже, в данном случае сложилась ситуация, не такая уж редкая в наше время: новые версии должны уводить внимание читателя от истины так же, как и старые, но только в совершенно противоположном направлении. Это побуждает нас критически рассмотреть события более чем семидесятилетней давности.
31 АВГУСТА 1918 ГОДА. ОФИЦИАЛЬНАЯ ВЕРСИЯ.
В этот день в Москве, как обычно по пятницам, проводились митинги, и Ленин должен был выступать дважды: вначале в Басманном районе, на бывшей Хлебной бирже, а потом в Замоскворечье, на заводе Михельсона.
- На собрание на Хлебной бирже,- вспоминал старый большевик Ем. Ярославский,- я пришел часов в шесть, когда Ильич кончал свой доклад.
Он быстро ответил на записки и направился к выходу.
Перед ним расступались рабочие, провожая его добрыми, ласковыми взглядами.
Мы встретились с ним, перекинулись двумя-тремя словами, пожали друг другу руки.
Кто из нас мог подумать о том, что через полтора часа он будет лежать раненным, истекая кровью!
На заводе Михельсона в этот день, как вспоминал председатель заводского комитета Н. Иванов, было вывешено объявление: «Все на митинг!» «Рабочие спешили домой переодеться, чтобы к 7 успеть на митинг.
В назначенный час гранатный корпус, вмещавший пять-шесть тысяч человек, был переполнен...
Я и председатель правления завода И. Я. Козлов сидели на помосте, на столе (у нас скамеек не было) и совещались перед митингом...
Но никто не мог точно сказать, будет ли у нас выступать Ленин.
Я открыл митинг и дал слово докладчику. Вдруг послышалось со всех сторон: «Ленин приехал!»
Но, как выяснилось, Ленина на заводе Михельсона ждали не только рабочие.
Каплан приехала на завод около шести часов вечера, ходила среди рабочих, прислушивалась к разговорам.
Вскоре на территории появился в матросской форме другой эсер-террорист, Новиков; он должен был обеспечивать действия Каплан.
Каплан вошла в гранатный цех, когда митинг уже заканчивался.
Собравшиеся с энтузиазмом встретили заключительные слова ленинской речи.
А он, попросив у собравшихся извинения за свой срочный отъезд на заседание Совнаркома, двинулся к выходу из цеха, на ходу надевая пальто.
Когда Ленин стал подниматься по лестнице к выходу, Новиков, сделав вид, что споткнулся, преградил ему дорогу и создал вокруг него затор.
Он стал задерживать людей, крича:
«Пропустите, пропустите товарища Ленина! Не напирайте!»
Благодаря этому Ленин оказался в небольшой группе рабочих и женщин, среди которых находилась и Каплан, и вместе с ними медленно шел к машине, разговаривая с какой-то женщиной о провозе муки по железной дороге.
Около машины один из рабочих открыл перед ним дверцу автомобиля - и тут грянул выстрел, а за ним с небольшим интервалом еще несколько.
В толпе закричали: «Убили! Убили!»
Люди бросились бежать, одни обратно в цех, другие через ворота на улицу, увлекая за собой Каплан.
После первого же выстрела шофер-Ленина С. К. Гиль увидел высунувшуюся из толпы женскую руку с браунингом.
Выхватив револьвер, он выскочил из машины и бросился за стрелявшей, но, заметив, что Ленин лежит на земле, вернулся к нему.
Ленин хриплым, изменившимся голосом с явным усилием спросил его: «Поймали его или нет?»
На что Гиль поспешно сказал: «Молчите, не говорите. Вам тяжело».
В это время Гиль увидел бегущего прямо на него возбужденного матроса, державшего правую руку в кармане.
Шофер крикнул ему, закрывая своим телом Ленина: «Стой! Стреляю!»
Матрос круто свернул налево и выбежал за ворота.
Какая-то женщина, увидев склонившегося над Лениным Гиля с револьвером в руках, вцепилась в него, крича: «Что вы делаете? Не стреляйте!»
Но в это время от цеха ей крикнули: «Это свой! Свой!»
К Гилю от цеха бежали трое вооруженных людей: «Мы - заводской комитет! Свои!»...
На опустевшем дворе около Ленина собралось несколько активистов.
Они помогли Ленину встать, сняли пальто, пиджак.
Санитар Сафронов перевязал рану куском собственной рубашки.
Потом его усадили на заднее сиденье, двое сели рядом с ним.
Гиль вырулил за ворота и погнал машину в Кремль.
«Подъехал прямо к квартире Владимира Ильича во двор.
Здесь мы все трое помогли выйти Владимиру Ильичу из автомобиля...
Мы стали просить и умолять его, чтобы он разрешил нам внести его, но никакие уговоры не помогли, и он твердо сказал: «Я пойду сам»... И он, опираясь на нас, пошел по крутой лестнице на третий этаж»...
Террористку задержал помощник военного комиссара 5-й Московской советской пехотной дивизии С. Батулин.
После митинга он застрял в заторе, созданном Новиковым, и, выбравшись с задержкой в 1-2 минуты во двор, поспешил к группе, собравшейся около автомобиля.
Когда до нее оставалось 10-15 шагов, прогремели выстрелы, и Ленин упал на землю лицом вниз.
- Я понял, что на жизнь тов. Ленина было произведено покушение,- показывал в тот же день Батулин.
- Человека, стрелявшего в тов. Ленина, я не видел.
Я не растерялся и закричал: «Держите убийцу товарища Ленина!»
И с этими криками выбежал на Серпуховку, по которой одиночным порядком и группами бежали в различном направлении перепуганные выстрелами и общей сумятицей люди.
Добежав до стрелки, Батулин в смущении остановился.
Ловить было некого.
И вдруг позади себя около дерева он увидел странного вида женщину с портфелем и зонтиком в руках.
Заподозрив в ней человека, стрелявшего в Ленина, помощник комиссара задержал ее и повел обратно на завод, где возмущенные рабочие едва не учинили над ней самосуд.
Активисты вызвали заводскую машину и доставили Каплан в Замоскворецкий военный комиссариат.
Здесь ее тщательно обыскали, и в присутствии председателя Московского трибунала А. Дьяконова, комиссара Замоскворечья И. Косиора, С. Батулина, комиссара И. Пиотровского и рабочего-михельсоновца А. Уварова она сделала официальное заявление:
«Я - Фанни Ефимовна Каплан.
Под этим именем отбывала каторгу в Акатуе.
На каторге пробыла 11 лет.
Сегодня я стреляла в Ленина.
Я стреляла по собственному побуждению.
Я считаю его предателем революции.
Ни к какой партии не принадлежу, но считаю себя социалисткой».
Затем Каплан ответила на некоторые вопросы:
возраст - 28 лет; место рождения - Виленская губерния; в Акатуе сидела как анархистка, хотя теперь к ним не принадлежит; в Ленина стреляла по собственному решению, так как он «подрывает у трудящихся веру в народовластие».
На вопросы о том, сколько раз выстрелила, какой системы ее пистолет, кто ее знакомые, были ли у нее сообщники, каковы их политические взгляды, отвечать отказалась.
Не пожелала она подписать и протокол допроса; его подписали как свидетели Батулин, Пиотровский и Уваров.
В 11.30 вечера допрос в Замоскворецком комиссариате закончился, и Каплан отправили на Лубянку в ВЧК.
Здесь в первом часу ночи было проведено еще четыре допроса.
Первым допрашивал заместитель Дзержинского Я. Петере, вторым - нарком юстиции РСФСР Д. Курский, третьим - снова Петерс, четвертым - заведующий отделом ВЧК Н. Скрыпник.
Эти допросы завершились в 2.25 утра и заняли в общей сложности около полутора часов.
Каплан твердила, что в Ленина стреляла она, но не сказала ничего, что позволило бы выявить подлинных организаторов покушения.
После этого ее оставили в покое.
Утром 3 сентября на Лубянку явился комендант Кремля, бывший балтийский матрос П. Мальков, с предписанием перевести Каплан в Кремль в полуподвальную комнату, тщательно охраняемую латышскими стрелками.
А через несколько часов секретарь ВЦИК Аванесов вручил Малькову постановление ВЧК о расстреле Каплан.
- Когда? - коротко спросил Мальков.
- Сегодня. Немедленно,- ответил Аванесов и, помолчав минуту, спросил: - Где, думаешь, лучше?
- Пожалуй, во дворе Автоброневого отряда, в тупике.
- Согласен.
- Где закопаем? - поинтересовался Мальков.
- Этого мы не предусмотрели. Надо спросить у Якова Михайловича.
Пошли к Свердлову.
В кабинете Аванесов спросил: где хоронить Каплан.
И тут, как вспоминает Мальков, Яков Михайлович «медленно поднялся и, тяжело опустив руки на стол, будто придавив что-то, чуть подавшись вперед, жестко, раздельно произнес: «Хоронить Каплан не будем. Останки уничтожить без следа»...
Мальков тут же отправился в комендатуру, вызвал несколько латышских стрелков-коммунистов и вместе с ними отправился в Автоброневой отряд, находившийся напротив Детской половины Большого дворца.
Здесь он велел начальнику отряда выкатить из боксов несколько грузовиков и запустить моторы, а в тупик загнать легковую машину, повернув ее радиатором к воротам...
Поставив в воротах двух латышей, которым было запрещено кого-либо пропускать, Мальков пошел за Каплан и через несколько минут вывел ее во двор отряда.
«К моему неудовольствию, - вспоминал он,— я застал здесь Демьяна Бедного, прибежавшего на шум моторов.
Квартира Демьяна находилась как раз над Автоброневым отрядом, и по лестнице черного хода, о котором я забыл, он спустился прямо во двор.
Увидя меня вместе с Каплан, Демьян сразу понял, в чем дело, нервно закусил губу и молча отступил на шаг.
Однако уходить он не собирался.
Ну что же!
Пусть будет свидетелем!
- К машине! - подал я отрывистую команду, указав на стоящий в тупике автомобиль.
Судорожно передернув плечами, Фанни Каплан сделала один шаг, другой.. Я поднял пистолет...
Было 4 часа дня 3 сентября 1918 года.
Возмездие свершилось.
Приговор был исполнен.
Исполнил его я, член партии большевиков, матрос Балтийского флота, комендант Московского Кремля Павел Дмитриевич Мальков - собственноручно»...
Тело террористки было, как утверждают, сожжено в железной бочке в Александровском саду...
ПАРАДОКСЫ СЛЕДСТВИЯ.
В 1923 году в беседе с корреспондентом «Известий ВЦИК» заместитель председателя ВЧК Я. Петерс говорил:
«С момента покушения на Ленина прошло пять лет... К сожалению, материалы о покушении, имеющиеся в нашем распоряжении, не отличаются исчерпывающей полнотой».
Руководитель охранного ведомства лукавил: о какой «исчерпывающей полноте» можно было говорить, когда речь шла о деле, не имеющем себе равных по количеству вопиющих нарушений, подозрительных умолчаний и прямых подтасовок.
Прежде всего не был допрошен в качестве потерпевшего сам Ленин.
А ведь потерпевший - это первый, к кому должен спешить следователь, чтобы из его уст услышать о происшедшем и получить сведения о нападавшем.
Всякий знавший крутой характер Ильича не мог сомневаться, что Ленин был в бешенстве от происшедшего: так глупо схлопотать две пули!
А по официальной версии, Ленин проявил поразительное равнодушие к ходу следствия и ни разу не поинтересовался: кто в него стрелял? Как идет следствие? Почему оно так быстро прекращено? Почему не сделали очную ставку с Каплан?
Странно повело себя следствие и в отношении, осмотра места покушения.
Лишь 2 сентября, через три дня после событий, на завод Михельсона выехали Гиль, следователь В. Кингисепп и подручный Свердлова Я. Юровский, за полтора месяца до этого бессудно расстрелявший в Екатеринбурге царскую семью.
Возглавил группу именно Юровский, который даже не был членом следственной комиссии.
В ходе осмотра были обнаружены не то три, не то четыре стреляные гильзы, и стал вопрос: из какого оружия они были выброшены?
На первом допросе 30 августа 1918 года Гиль показал, что, когда он бросился за Каплан, она швырнула ему под ноги браунинг.
Браунинг этот Гиль из-за спешки не подобрал, и его на следующий день нашел будто бы на месте событий рабочий-михельсоновец А. Кузнецов.
Он поспешил известить о своей находке Замоскворецкий военный комиссариат, но там его сообщение никого не заинтересовало.
Лишь после того, как 1 сентября «Известия ВЦИК» опубликовали обращение ВЧК к населению с просьбой доставить оружие на Лубянку, Кузнецов передал браунинг, в котором недоставало нескольких патронов, следователю В. Кингисеппу.
И тот без всякой баллистической и дактилоскопической экспертизы поспешил объявить найденные на заводе гильзы принадлежавшими именно этому браунингу.
После осмотра места покушения группа Юровского провела так называемый «следственный эксперимент», в котором вопреки всем юридическим правилам ни жертва (Ленин), ни обвиняемая (Каплан) не участвовали.
Перед фотографом группа взрослых людей разыграла своеобразную пантомиму покушения.
Гиль в этой пантомиме играл самого себя, роль Ленина и свидетельницы Поповой, будто беседовавшей с ним насчет перевозки муки, взяли на себя заводские активисты Иванов и Сидоров, а Кингисепп изображал из себя Каплан вместо того, чтобы руководить, как член следственной комиссии, следственным экспериментом.
В этот же день Кингисепп допросил в качестве свидетеля председателя заводского комитета, члена партии с 1902 года Н. Иванова.
В своих первых показаниях этот «очевидец» не указал время начала и окончания митинга, не рассказал, как проходила встреча и сколько было на ней рабочих.
А следователь не догадался спросить, почему ни сам Иванов, ни руководство завода не удосужились встретить и проводить приехавшего к ним председателя Совнаркома, главу советского правительства.
Лишь много лет спустя Иванов «навспоминал» много такого, о чем, похоже, даже не подозревал 2 сентября 1918 года.
Так, скромная гранатная мастерская, вмещавшая дай Бог сто человек, в его воспоминаниях через тридцать лет после покушения превращается в гранатный корпус на пять-шесть тысяч человек (для справки: до революции на заводе Михельсона работало 1900 рабочих, а в 1919-м из-за нехватки сырья это число сократилось до 475 человек).
«Вспомнил» Иванов и одну из самых жгучих загадок покушения на Ленина - время митинга на заводе Михельсона...
31 августа, идя по свежим следам, «Известия ВЦИК» опубликовали составленное Каменевым обращение «От имени Московского Совета рабочих и красноармейских депутатов», в котором объявлялось, что покушение на Ленина произошло после митинга на заводе Михельсона в 7.30 вечера.
В этот же день Каплан на четвертом допросе заявила, что пришла на завод в 8 часов вечера.
В этот же день «Правда» сдвинула время покушения на 9 часов вечера, а шофер Гиль уже на первом допросе неосторожно показал: он привез Ленина на завод Михельсона в 10 часов вечера!
«Сначала мы поехали на Хлебную биржу, где был митинг,- рассказывал Гиль В. Бонч-Бруевичу через несколько лет после событий.
- Митинг прошел благополучно, и мы уехали на завод бывший Михельсона на Серпуховскую улицу...
Въехали прямо во двор.
Охраны ни с нами в машине, ни во дворе не было никакой, Владимира Ильича никто не встретил: ни завком, ни кто другой.
Он вышел совершенно один и быстро прошел в мастерские.
Я развернул машину и поставил ее к выезду со двора шагах в десяти от выхода в мастерские.
Спустя 10-15 минут ко мне подошла женщина с портфелем - после на следствии выяснилось, что это и была убийца Каплан, - и спросила меня: «Что, товарищ Ленин, кажется, приехал?» Я на это ответил: «Не знаю, кто приехал...»
Она засмеялась и сказала: «Как же это? Вы - шофер и не знаете, кого везете»...
Она отошла от меня, и я видел, как она вошла в помещение завода».
Эти важные сведения Гиль осмелился сообщить Бонч-Бруевичу лишь через несколько лет после покушения, когда ни Ленина, ни Свердлова, ни Кингисеппа уже не было в живых.
А что произошло бы, если все это он рассказал на первом же допросе 30 августа 1918 года?
Тогда пришлось бы выяснять: почему никакого митинга на заводе Михельсона не было?
Почему, несмотря на это, Ленин приехал на завод с четырехчасовым опозданием?
И почему Каплан упорно дожидалась его там, как будто предупрежденная, что он обязательно приедет туда?
А отвечать на эти вопросы пришлось бы секретарю Московского комитета партии В. Загорскому, который отменил митинг на заводе Михельсона, не поставив об этом в известность Ленина.
Заместителю председателя ВЧК? Петерсу, которому в этот день Джержинский перед отъездом в Петроград поручил лично сопровождать Ленина во всех его поездках по Москве.
Да и самому председателю ВЦИК Свердлову пришлось бы отвечать на несколько щекотливых вопросов. Но кто же тогда решился бы допрашивать таких свидетелей?
3-Я ЧАСТЬ - ПРОДОЛЖЕНИЕ - В СЛЕДУЮЩЕЙ ЗАПИСИ:
ИНТЕРНЕТ-ССЫЛКА.